Рефераты Изложения История

Гулаг урановые рудники. Колыма

Долина Смерти

Обвинение СССР в опытах над людьми

"Долина смерти" - документальный рассказ про особые урановые лагеря в Магаданской области. Врачи этой сверхсекретной зоны проводили преступные эксперименты на мозге заключенных.

Обличая нацистскую Германию в геноциде, советское правительство, в глубокой тайне, на государственном уровне, претворяло в жизнь не менее чудовищную программу. Именно в таких лагерях, по договору с ВКПБ, гитлеровские особые бригады проходили обучение и набирались опыта в середине 30-х годов.

Результаты этого расследования широко освещались многими мировыми СМИ. В специальной телепередаче, которую вела в прямом эфире NHK Японии, вместе с автором участвовал и Александр Солженицин (по телефону).

"Долина смерти" - редкое свидетельство, запечатлевшее истинное лицо советской власти и ее передового отряда: ВЧК-НКВД-МГБ-КГБ.

Внимание! На этой странице демонстрируются фотографии вскрытия головного мозга человека. Пожалуйста не просматривайте эту страницу, если вы легко возбудимый человек, страдаете какими-либо формами душевного расстройства, если вы беременны или же не достигли 18 лет.

Если выстроить всех людей, кто "по зову партии" смотрел на небо через тюремные решетки ГУЛАГа, то эта живая лента протянется до Луны.

Я видел много концентрационных лагерей. И старых, и новых. В одном из них сам провел несколько лет. Потом изучал историю лагерей Советского Союза по архивным документам, но в самый страшный попал за год до того момента, когда КГБ вынудил меня бежать за пределы страны. Назывался этот лагерь "Бутугычаг", что в переводе с языка российских северных народностей значит "Долина смерти".

Свое название место получило когда охотники и кочевые племена оленеводов из родов Егоровых, Дьячковых и Крохалевых, кочуя по реке Детрин, натолкнулись на громадное поле, усеянное человеческими черепами и костями и, когда олени в стаде начали болеть странной болезнью - у них выпадала вначале шерсть на ногах, а потом животные ложились и не могли встать. Механически это название перешло на остатки бериевских лагерей 14-го отделения ГУЛАГа.

Зона огромная. Мне понадобилось много часов, чтобы пересечь ее из конца в конец. Здания или их остатки виднелись всюду: по главному ущелью, где стоят корпуса обогатительной фабрики; во множестве боковых горных ответвлений; за соседними сопками, густо изрезанными шрамами поисковых шурфов и дырами штолен. В ближайшем к зоне поселке Усть-Омчуг меня предупреждали, что ходить по местным сопкам небезопасно - в любой момент можно провалиться в старую штольню.

Наезженная дорога кончилась напротив обогатительной урановой фабрики, зияющей черными провалами окон. Вокруг нет ничего. Радиация убила все живое. Только мох растет на черных камнях. Поэт Анатолий Жигулин, сидевший в этом лагере, рассказывал, что у печей, где на металлических подносах выпаривали воду из уранового концентрата после промывки, заключенные работали одну-две недели, после чего умирали, а на смену им гнали новых рабов. Таков был уровень радиации.

Мой счетчик Гейгера ожил задолго до подхода к фабрике. В самом здании он трещал уже не прерываясь. А когда я подошел к 23 металлическим бочкам с концентратом, что были оставлены у наружной стены, сигнал опасности стал нестерпимо громким. Активное строительство здесь шло в начале 40-х годов, когда встал вопрос: кто будет первым обладателем атомного оружия.

От деревянного ворота, с ручками до блеска отполированными ладонями зеков, перехожу на кладбище. Редкие палки, воткнутые меж валунов, с дощечками-табличками. Впрочем, надписей уже не прочесть. Выбелило, стерло их время и ветер.

"На днях в Магаданской больнице были проведены две операции, во время условной "газовой атаки". Врачи, помогавший им медперсонал и больные одели противогазы. В операции принимали участие хирурги Пуллериц и Свешников, медсестра Антонова, санитары Карпенюк и Терехина. Первую операцию сделали одному из бойцов погранотряда, у которого было расширение вен семенного канатика. Больной К. удалили аппендицит. На обе операции, вместе с подготовкой, ушло 65 минут. Первый на Колыме опыт работы хирургов в противогазах вполне удался".

Если даже во время эксперимента на больного тоже одели противогаз, то как поступили экспериментаторы с открытой в животе дырой?

Так, переходя от здания к зданию, от развалин малопонятных мне комплексов, сосредоточенных внизу ущелья, поднимаюсь на самый верх хребта, к уединенно стоящему, целехонькому лагерю. Пронзительно холодный ветер гонит низкие облака. Широта Аляски. Лето здесь, от силы, два месяца в году. А зимой мороз такой, что если лить воду со второго этажа, то на землю падает лед.

Рядом с солдатской вышкой громыхнули под ногами ржавые консервные банки. Поднял одну. Еще читается надпись на английском языке. Это тушенка. Из Америки для солдат Красной Армии на фронте. И для советских "внутренних войск". Знал ли Рузвельт кого прикармливал?

Захожу в один из бараков, тесно заставленный двухъярусными нарами. Только они уж очень маленькие. Даже скорчившись, на них нельзя поместиться. Может быть они для женщин? Да вроде и для женщин размер маловат. Но вот, на глаза попалась резиновая калоша. Она сиротливо лежала под угловыми нарами. Бог мой! Калоша полностью умещается на моей ладони. Значит, это нары для детей! Значит я ушел на другую сторону хребта. Здесь, сразу за "Бутугычагом", был расположен большой женский лагерь "Вакханка", функционировавший в это же время.

Останки повсюду. То тут, то там попадаются обломки, суставы берцовых костей.
В сгоревших развалинах наткнулся на грудной костяк. Среди ребер мое внимание привлек фарфоровый тигель, - я с такими работал в биологических лабораториях университета. Ни с чем не сравнимый, приторный запах человеческого тлена сочится из-под камней...

"Я - геолог, и мне известно, что бывшая зона расположена в районе мощного полиметаллического рудного узла. Здесь, в междуречье Детрина и Теньки, сосредоточены запасы золота, серебра, касситерита. Но Бутугычаг известен также проявлением радиоактивных пород, в частности урансодержащих. По роду своей работы мне не однажды приходилось бывать в этих местах. Огромной силы радиоактивный фон пагубен здесь для всего живого. В этом и кроется причина потрясающей смертности в зоне. Радиация на Бутыгычаге носит неравномерный характер. Где-то она достигает очень высокого, чрезвычайно опасного для жизни уровня, но есть и места, где фон вполне приемлем".
А. Руднев. 1989 г.
(Это письмо Руднев опубликовал в поселковой газете Усть-Омчуга "Ленинское Знамя", с целью предупредить проведение экскурсий школьников в район "Бутугычага")

День исследований кончался. Нужно было спешить вниз, где в домике современной электростанции, у ее смотрителя, я нашел пристанище на эти дни.

Виктор, хозяин домика, сидел на крыльце, когда я устало подошел и опустился рядом.

Где был, что видел? - односложно спросил он.
Я поведал об урановой фабрике, детском лагере, шахтах.
- Да, ягод здесь не ешь и воду из рек не пей, - перебил Виктор и кивнул на бочку с привозной водой, стоявшую на автомобильных колесах.
- А ищешь-то что?
Я прищурился, в упор посмотрел на молодого хозяина дома.
- Шахту, под литером "Ц"...
- Не найдешь. Раньше знали, где она, а после войны, как лагеря закрывать стали, все взорвали, а из геологоуправления исчезли все планы "Бутугычага". Только рассказы о том, что литер "Ц" забит до самого верха трупами расстрелянных, и остались.
Он помолчал. - Да не в шахтах, и не в детских лагерях тайна "Бутугычага". Вон их тайна, - Виктор показал рукой перед собой. - За рекой, видишь. Там лабораторный комплекс был. Сильно охранялся.
- Что делали в нем?
- А ты сходи завтра на верхнее кладбище. Посмотри...

Но перед тем как идти на загадочное кладбище, мы с Виктором обследовали "лабораторный комплекс".

Зона крошечная. Основу ее составляли несколько домов. Все они прилежно уничтожены. Взорваны до основания. Стоять осталась лишь одна крепкая торцевая стена. Странно: из всего громадного числа зданий в "Бутугычаге", уничтожены только "лазарет" - он сожжен до тла, да эта зона.

Первое, что я увидел, были остатки мощной вентиляционной системы с характерными раструбами. Такими системами оснащаются вытяжные шкафы во всех химических и биологических лабораториях. Вокруг фундаментов бывших зданий тянулся периметр из колючей проволоки в четыре ряда. Местами он еще сохранился. Внутри периметра - столбы с электрическими изоляторами. Похоже, для охраны объекта применялся еще и ток высокого напряжения.

Пробираясь среди развалин, я вспомнил рассказ Сергея Николаева из поселка Усть-Омчуг:

"Перед самым въездом на "Бутугычаг" находился "Объект №14". Что там делали, мы не знали. Но охранялась эта зона особенно тщательно. Мы работали как вольнонаемные, - взрывниками в шахтах, и имели пропуск для прохода по всей территории "Бутыгычага". Но для того, чтобы попасть на объект №14, нужен был еще один - особый пропуск и с ним нужно было пройти девять контрольно-пропускных пунктов. Везде часовые с собаками. На сопках вокруг - пулеметчики: мышь не проскочит. 06служивал "Объект №14" специально рядом построенный аэродром".

Действительно сверхсекретный объект.

Да, взрывники свое дело знали. Мало что осталось. Правда, уцелело расположенное рядом здание тюрьмы, или, как его называют в документах ГУЛАГа, - "БУР" - барак усиленного режима. Он сложен из грубо отесанных каменных валунов, покрытых изнутри здания толстым слоем штукатурки. На остатках штукатурки в двух камерах, мы и обнаружили надписи процарапанные гвоздем: "30.XI.1954. Вечер", "Убей меня" и надпись латинским шрифтом, в одно слово: "Doctor".

Интересной находкой были лошадиные черепа. Я насчитал их 11. Штук пять или шесть лежали внутри фундамента одного из взорванных зданий.
Вряд ли лошадей использовали здесь как тягловую силу. Этого же мнения придерживаются и те, кто прошел Колымские лагеря.

"Я лично побывал в те годы на многих предприятиях и знаю, что даже для вывозки леса с сопок, для всех дел, не говоря уже о горных, применялся один вид труда - ручной труд заключенных..."

Из ответа бывшего з/ка Ф. Безбабичева на вопрос о том,
как применяли лошадей в хозяйстве лагерей.

Что ж, на заре ядерной эры, вполне могли пытаться получить антирадиационную сыворотку. А делу сему, со времен Луи Пастера, верой и правдой служили именно лошади.

Как давно это было? Ведь комплекс "Бутугычаг" сохранился хорошо. Основная масса лагерей на Колыме была закрыта после "разоблачения" и расстрела их крестного отца - Лаврентия Берия. В домике метеостанции, что стоит выше детского лагеря, мне удалось найти журнал наблюдений. Последняя дата, проставленная в нем, - май 1956 года.

Почему эти развалины зовут лабораторией? - спросил я Виктора.
- Как-то подъехала автомашина с тремя пассажирами, - начал рассказывать он, расчищая в бурьяне, среди битого кафеля, еще один лошадиный череп. - С ними была одна женщина. И хоть гости здесь редки, называть себя они не стали. Вышли из машины у моего дома, осмотрелись вокруг, а потом, женщина, показав на развалины, говорит: "Вот здесь была лаборатория. А вон там - аэропорт...".
Пробыли они не долго, ни о чем расспросить их не удалось. Но все трое в годах, хорошо одетые...

Лагеря Берлага были особо секретными и стоит ли удивляться, что никаких официальных данных об их узниках получить не удается. Но архивы есть. КГБ, МВД, партархивы - где-то хранятся списки узников. А пока, лишь скупые, отрывочные данные наводят на тщательно стертый след. Исследуя заброшенные Колымские лагеря, я просмотрел тысячи газет и архивных справок, все ближе и ближе подбираясь к истине.

Писатель Асир Сандлер, автор опубликованных в СССР "Узелков на память", рассказал мне, что один из его читателей был узником таинственной шарашки, - научного учреждения, в котором работали заключенные. Оно находилось где-то в окрестностях Магадана...

Тайна комплекса "Бутугычаг" открылась на следующий день, когда с трудом ориентируясь в хитросплетении хребтов, мы поднялись на горную седловину. Именно это уединенное место избрала лагерная администрация под одно из кладбищ. Два других: "офицерское" - для персонала лагеря и, возможно, для вольнонаемных, а также большое "зековское", находятся внизу. Первое недалеко от обогатительной фабрики. Принадлежность его покойников к администрации выдают деревянные тумбы со звездами. Второе начинается сразу за стенами сожженного лазарета, что и понятно. Чего покойников таскать по горам... А сюда, от центральной части, как минимум миля. Да еще вверх.

Чуть приметные холмики. Их можно принять за естественный рельеф, если бы не были они пронумерованы. Едва присыпав щебенкой покойника, втыкали рядом палку с номером, пробитым на крышке от банки тушенки. Только вот откуда у зеков консервы? Номера двухзначные с буквой алфавита: Г45; В27; А50...

На первый взгляд, число могил здесь не так уж и велико. Десятка полтора рядов кривых палок с номерами. В каждом ряду 50-60 могил. Значит, всего около тысячи человек нашли здесь последнее пристанище.

Но, ближе к краю седловины, обнаруживаю метки другого типа. Здесь нет отдельных холмиков. На ровной площадке, столбики стоят густо, как зубья расчески. Обыкновенные короткие палки - сучья обрубленных деревьев. Уже без жестяных крышек и номеров. Лишь отмечают место.

Два оплывших бугра указывают ямы, куда валили умерших кучей. Скорее всего, этот "ритуал" осуществлялся зимой, когда не было возможности хоронить каждого в отдельности, в промерзшем и крепком как бетон, грунте. Ямы, в этом случае, заготавливали с лета.

А вот и то, о чем говорил Виктор. Под кустом стланика, в развороченной зверьем или людьми могиле, лежит половинка человеческого черепа. Верхняя часть свода, на полдюйма выше надбровных дуг, ровно и аккуратно срезана. Явно хирургический распил.

Среди них множество иных костей скелета, но мое внимание привлекает верхняя отрезанная часть черепа с пулевым отверстием в затылке. Это очень важная находка, потому как свидетельствует о том, что вскрытые черепа - не медицинское освидетельствование для установления причины смерти. Кто же сначала пускает пулю в затылок, а затем проводит анатомическое вскрытие для выяснения причины смерти?

Нужно открыть одну из могил, - говорю я попутчику. - Необходимо убедиться, что это "работа" не сегодняшних вандалов. О набегах на лагерные кладбища поселковой шпаны, рассказывал сам Виктор: достают черепа и делают из них светильники.

Выбираем могилу под номером "Г47". Копать не пришлось. Буквально сантиметров через пять оттаявшего за лето грунта, саперная лопатка обо что-то стукнулась.

Осторожно! Не повреди кости.
- Да здесь гроб, - отозвался помощник.
- Гроб?! Я изумился. Гроб для зека - такая же невидаль, как если бы мы наткнулись на останки инопланетянина. Поистине это - удивительное кладбище.

Никогда, нигде на необъятных просторах ГУЛАГа, в гробах зеков не хоронили. Бросали в штольни, закапывали в землю, а зимой просто в снег, топили в море, но чтобы для них делали гробы?!.. Да, похоже, это кладбище "шарашки". Тогда и наличие гробов понятно. Ведь зеков хоронили сами же зеки. И видеть вскрытые головы им не полагалось.

В 1942 году был этап в Тенькинский район, куда попал и я. Дорогу на Теньку начали строить где-то в 1939 году, когда начальником Дальстроя стал комиссар 2 ранга Павлов, а начальником УСВИТЛа - полковник Гаранин. Со всех, кто попадал в лапы НКВД, в первую очередь снимали отпечатки пальцев. С этого начиналась лагерная жизнь любого человека. Этим она и заканчивалась. Когда человек умирал в тюрьме или лагере, то он уже мертвый проходил точно такую же процедуру. У покойного снимали отпечатки пальцев, они сравнивались с первоначальными, и только после этого его хоронили, а дело передавалось
в архив.
(Из воспоминаний з/к Вадима Козина)

На северном конце кладбища земля сплошь усеяна костями. Ключицы, ребра, берцовые кости, позвонки. По всему полю белеют половинки черепов. Ровно разрезанные над беззубыми челюстями. Большие, маленькие, но одинаково неприкаянные, выброшенные из земли недоброй рукой, они лежат под пронзительно синим небом Колымы. Неужели над их обладателями довлел столь страшный рок, что даже кости этих людей обречены на поругание? И тянет здесь до сих пор смрадом кровавых лет.

Опять чередой вопросы: кому требовался мозг этих несчастных? В какие годы? По чьему указу? Кто, черт побери, эти "ученые", с легкостью, точно зайцу, пускавшие пулю в человеческую голову, а затем с дьявольской дотошностью потрошившие еще дымящиеся мозги? И где архивы? Сколько нужно сорвать масок, чтобы судить советский строй за преступление называемое геноцид?

Ни одна из известных энциклопедий не приводит данных об опытах на живом человеческом материале, разве что поискать в материалах Нюрнбергского процесса. Очевидно только следующее: именно в те годы, когда функционировал "Бутугычаг", усиленно изучалось действие радиоактивности на организм человека. Ни о каких вскрытиях умерших в лагерях для медицинского заключения о причинах смерти, речи быть не может. Ни в одном лагере этого не делали. Ничтожно дешево стоила человеческая жизнь в советской России.

Трепанация черепов не могла проводиться и по инициативе местных органов. За программу ядерного оружия и все, что с ней было связано, личную ответственность несли Лаврентий Берия и Игорь Курчатов.

Остается предположить о существовании успешно претворенной в жизнь государственной программы, санкционированной на уровне правительства СССР. За аналогичные преступления против человечества, "наци" до сегодняшнего дня гоняют по Латинской Америке. Но только по отношению к отечественным палачам и человеконенавистникам, родное им ведомство проявляет завидную глухоту и слепоту. Уж не потому ли, что сегодня в теплых креслах сидят сыновья палачей?

Маленький штрих. Гистологические исследования проводят на мозге, извлеченном не более чем через несколько минут после смерти. В идеальном случае - на живом организме. Любой способ умерщвления дает "не чистую" картину, так как в тканях мозга появляется целый комплекс ферментов и других веществ, выделившихся при болевом и психологическом шоке.

Тем более нарушает чистоту эксперимента усыпление подопытного животного или введение ему психотропных средств. Единственным методом, применяемым в биологической лабораторной практике для подобных опытов, является декапитация - практически мгновенное отсечение головы животного от туловища.

Я взял с собой два фрагмента от различных черепов, для проведения экспертизы. Благо, был знакомый прокурор в Хабаровском крае - Валентин Степанков (позже - Генеральный прокурор России).

Ты же понимаешь, чем это пахнет, - воззрился на меня прокурор края со значком члена Верховного Совета СССР на лацкане пиджака, опуская лист с моими вопросами для эксперта. - Да и по принадлежности этим делом должна заниматься Магаданская прокуратура, а не моя...
Я молчал.
- Ладно, кивнул Степанков, - у меня тоже совесть есть. И нажал кнопку в столе.
- Подготовьте постановление о возбуждении уголовного дела, - обратился он к вошедшему. И снова ко мне: - Иначе я не могу направить кости на экспертизу.
- А дело? - спросил помощник.
- Передайте по принадлежности - магаданцам...

Заключение экспертизы 221-ФТ, я получил через месяц. Вот его сокращенное резюме:

"Правая часть черепа, представленная на исследование, принадлежит телу мужчины молодого возраста, не более 30 лет. Швы черепа между костями не заращены. Анатомо-морфологические особенности свидетельствуют о принадлежности кости части черепа мужского пола с характерными признаками европеоидной расы.

Наличие множественных дефектов компактного слоя (множественные, глубокие трещины, участки скарификации), полная обезжиренность их, белый цвет, хрупкость и ломкость, свидетельствуют о давности смерти мужчины, которому принадлежал череп, в 35 и более лет от момента исследования.

Ровные верхние края лобной и височной костей образовались от распила их, о чем свидетельствуют следы скольжения - трассы от действия пилящего орудия (например, пилы). Учитывая локализацию распила на костях и его направление, считаю, что этот распил мог образоваться при анатомическом исследовании черепа и головного мозга.

Часть черепа № 2, более вероятно, принадлежала молодой женщине. Ровный верхний край на лобной кости образовался от распила пилящего орудия - пилы, о чем свидетельствуют ступенеобразные следы скольжения - трассы.

Часть черепа № 2, судя по менее измененной костной ткани, находилась в местах захоронения по длительности меньше времени, чем часть черепа № 1, с учетом, что обе части находились в одинаковых условиях (климатических, почвенных и т.п.)"

Судебно-медицинский эксперт В. А. Кузьмин.
Хабаровское краевое бюро судебно-медицинской экспертизы.
13 ноября 1989 г.

На этом мои поиски не закончились. В "Бутугычаге" я побывал еще два раза. Все более и более интересные материалы попадали в руки. Появлялись свидетели.

П. Мартынов, узник колымских лагерей под номером 3-2-989, указывает на имевшее место прямое физическое истребление заключенных "Бутугычага": "Останки их хоронили на перевале "Шайтан". Несмотря на то, что для сокрытия следов преступлений место время от времени очищали от останков растасканных зверями из ледника на перевале, там и сегодня встречаются на огромной площади человеческие кости..."


Быть может, там и нужно искать штольню под литерой "Ц"?

Интересную информацию удалось получить в редакции газеты "Ленинское знамя" в Усть-Омчуге (теперь газета называется "Тенька"), где расположен большой горно-обогатительный комбинат - Тенькинский ГОК, к которому относился и "Бутугычаг".
Журналисты передали мне записку Семена Громова, бывшего заместителя директора ГОКа. Записка затрагивала интересующую меня тему. Но, возможно, ценой этой информации стала жизнь Громова.
Вот текст этой записки:

"Ежедневный "отход" по Теньлагу составлял 300 зеков. Основные причины - голод, болезни, драки между заключенными и просто "стрелял конвой". На прииске имени Тимошенко был организован ОП - оздоровительный пункт для тех, кто уже "доходил". Пункт этот, конечно, никого не оздоравливал, но работал там с заключенными какой-то профессор: ходил и рисовал карандашом на робах зеков кружочки - эти завтра умрут. Кстати, на другой стороне трассы, на небольшом плато, есть странное кладбище. Странное потому, что у всех, захороненных там, распилены черепа. Не связано ли это с профессорской работой?"


Записал это Семен Громов в начале 80-х годов и вскоре погиб в автомобильной катастрофе.

Достал я в ГОК и другой документ - результаты радиологических исследований на объекте "Бутугычаг", а так же замеры радиоактивности объектов. Все эти документы носили строго секретный характер. Когда военное министерство США, по моей просьбе, запросило геологическую карту данного района, то даже ЦРУ отрицало наличие в указанных местах урановых разработок. А я побывал на шести спецобъектах уранового ГУЛАГа Магаданской области, причем один из лагерей расположен у самой кромки Ледовитого океана, недалеко от заполярного города Певек.

Хасану Ниязову я нашел уже в 1989 году, когда перестройка и гласность избавляли от страха многих. 73-летняя женщина не побоялась дать часовое интервью перед телекамерой.

Из записи интервью Х. Ниязовой:

Х.Н. - В "Бутугычаге" я не была, Бог миловал. Он у нас считался штрафным лагерем.
- Как хоронили зеков?
Х.Н. - Да никак. Присыпали землей или снегом, если зимой умер, и все.
- Гробы были?
Х.Н. - Никогда. Какие там гробы!
- Почему на одном из трех кладбищ "Бутугычага" все зеки похоронены в гробах и у всех распилены черепа?
Х.Н. - Это вскрывали врачи...
- С какой целью?
Х.Н. - У нас, среди заключенных, разговор шел: делали опыты. Учились чему-то.
- Это делалось только в "Бутугычаге", или еще где-нибудь?
Х.Н. - Нет. Только в "Бутугычаге".
- Когда вы узнали об опытах в "Бутугычаге"?
Х.Н. - Это было примерно в 1948-49 годах, разговоры шли мельком, но нас всех стращали этим...
- Может быть, это живым распиливали?
Х.Н. - А кто его знает... Там была очень большая медицинская часть. Были даже профессора..."


Хасану Ниязову я интервьюировал после второго посещения "Бутугычага". Слушая мужественную женщину, я смотрел на ее руки с выжженным лагерным номером.
- Этого не может быть! - воскликнет потом Джак Шеахан, - шеф бюро CBS News, вглядываясь в экран и не веря своим глазам. - Я всегда думал, что это было только в фашистских лагерях…

Я искал перевал Шайтан. Помните, Мартынов, узник N 3-2-989, писал, что трупы после опытов хоронили в леднике на перевале. А указанное Виктором кладбище было в другом месте. Там не было ни перевала, ни ледника. Возможно, специальных кладбищ было несколько. Где Шайтан, никто уже не помнил. Название знали, слышали раньше, но перевалов в районе "Бутугычага" десятка два наберется.

На одном из них я и наткнулся на замурованную ледяной пробкой штольню. Она бы ничем и не привлекла внимание, если бы не остатки одежды, вмерзшие в лед. Это были зековские робы. Слишком хорошо я их знаю, чтобы спутать с чем-то другим. Все это значило только одно: вход замуровали специально, когда лагерь еще работал.

Найти лом и кирку труда не составляло. Они во множестве валялись вокруг штолен.

Последний удар лома пробил ледяную стену. Расковыряв дыру, чтобы прошло тело, я соскользнул по веревке с гигантского сталактита, перегородившего путь. Щелкнул выключателем. Луч фонаря заиграл в какой-то сизой, вроде как задымленной курильщиками атмосфере. Приторно сладкий запах щекотал горло. С потолка луч скользнул по обледенелой стене и…

Я вздрогнул. Передо мной была дорога в ад. От самого низа и до середины, проход был завален полуразложившимися телами людей. Лохмотья истлевшей одежды прикрывали голые кости, черепа белели под космами волос...

Пятясь, я покинул гиблое место. Никаких нервов не хватит, чтобы провести здесь значительное время. Успел лишь отметить наличие вещей. Котомки, вещмешки, развалившиеся чемоданы. И еще... мешки. Кажется, с женскими волосами. Большие, полные, почти в мой рост...

Афиши моей фотовыставки "Обвинение СССР в опытах над людьми" так взбудоражили власти Хабаровска, что на открытие прибыли и начальник Управления КГБ края, и прокуроры всех рангов, не говоря уже о партийных боссах. Присутствующие чины скрипели зубами, но ничего сделать не могли, - в зале находились операторы японской NHK во главе с одним из директоров этой могущественной телекомпании, - моим другом.

Масла в огонь подлил генпрокурор края Валентин Степанков. Подскочив на черной "Волге", он взял в руки микрофон и... официально открыл выставку.

Воспользовавшись моментом, я попросил начальника КГБ, генерал-лейтенанта Пирожняка, навести справки о лагерях "Бутугычаг".

Ответ пришел удивительно быстро. Уже на следующий день, на выставке появился человек в штатском и сообщил, что архивы находятся в информационно-вычислительном центре МВД и КГБ в Магадане, но они не разобраны.

На мою же просьбу по телефону о работе с архивами, начальник УКГБ Магадана, смеясь, ответил:
- Ну что ты! Архив огромный. Ты будешь его разбирать, Сережа, ну… лет так семь...

Среди описания жестоких мучений приходит вдруг как бы само собой воспоминание о веселом, радостном - пусть чрезвычайно редком в бутугычагском аду. Душа, погруженная в мучительные воспоминания, словно отталкивает их и даже среди них находит добро и тепло - два помидора Ганса. Ах, как они были хороши! Но вовсе не вкус и не редкость такой изысканной пищи тут на первом месте. На первом месте - Добро, чудом сбереженное в душе человека. Если есть хоть капля Добра, значит, есть и Надежда.
(А. Жигулин)

В свой третий и последний приезд в "Бутугычаг", я поставил основной целью снять на видеопленку специальное кладбище.

Обхожу разрытые могилы, ищу целый ящик. Вот выглядывает угол доски из-под камней. Разгребаю щебень, чтобы не обсыпался в гроб. Доска гнилая, приподнимать приходится с осторожностью.

Под рукой, прислонившись лбом к боковой стенке, зубасто щерится крупный мужской череп. Верхняя часть его ровно распилена. Она отпала, как крышка жуткой шкатулки, открывая липкий налет остатков когда-то украденного мозга. Кости черепа желтые, не видевшие солнца, на глазницах и скулах волосы - задирали на лицо скальп. Так идет процесс трепанации...

Сношу в гроб все подобранные по полю черепа.
"Спите спокойно", - можно ли сказать так на этом кладбище?

Я уже далеко от могил, а желтый череп, - вот он, рядом. Вижу, как он лежит в своем ящике-гробу. Как был убит ты, несчастный? Не той ли страшной смертью, для "чистоты эксперимента"? И не для тебя ли построен отдельно стоящий БУР в ста метрах от взорванной лаборатории?
И почему на его стенах слова: "Убей меня..."; "Doctor"?
Кто ты, узник, как твое имя? Уж не тебя ли ждет до сих пор твоя мать?

"Я пишу с далекой земли... Я все жду встречи с сыном. Это так получилось. 1942 год. Призвали в армию мужа и сына. На мужа я получила похоронную, а на сына нет ничего до сих пор. Делала запрос, где только могла... А в 1943 году я получила письмо. Неизвестно кто автор. Пишет так: ваш сын - Чалков Михаил не вернулся с работы, мы были вместе в магаданском лагере в долине Омчуга, будет возможность - расскажу. И все!
Я до сих пор не могу понять, почему сын не написал ни одного письма и как он туда попал?
Простите мое беспокойство, но если у вас есть дети, вы поверите, как тяжело бывает родителям. Я посвятила всю молодость ожиданию, оставшись одна с четырьмя детьми...
Опишите тот лагерь. Я все жду, может быть, он там..."

Карагандинская область, Казахская ССР,
Чалкова А. Л.

В лагере смерти "Бутугычаг" погибли:

01. Маглич Фома Саввич - капитан 1 ранга, председатель комиссии по приемке кораблей в Комсомольске на Амуре;
02. Слепцов Петр Михайлович - полковник служивший с Рокоссовским;
03. Казаков Василий Маркович - старшин лейтенант из армии генерала Доватора;
04. Назим Григорий Владимирович - председатель колхоза из Черниговской области;
05. Морозов Иван Иванович - моряк Балтийского флота;
06. Бондаренко Александр Николаевич - заводской слесарь из Никополя;
07. Руденко Александр Петрович - старший лейтенант авиации;
08. Белоусов Юрий Афанасьевич - "штрафник" из батальона на Малой Земле;
09. Решетов Михаил Федорович - танкист;
10. Янковский - секретарь Одесского обкома комсомола;
11. Раткевич Василий Богданович - белорусский учитель;
12. Звездный Павел Трофимович - старший лейтенант, танкист;
13. Рябоконь Николай Федорович - ревизор из Житомирской области;
...
330000. ...
330001. ...
...

Я описал тебе лагерь.
Прости меня, мать.

Сергей Мельникофф
Магаданская область, 1989-90 гг.

Бутугычаг - исправительно-трудовой лагерь, входил в Теньлаг, подразделение ГУЛАГа.

Лагерь существовал в 1937-1956 годах на территории современной Магаданской области. Лагерь известен своими смертельными урановыми и оловянными рудниками. Tак как здесь они добывали олово и уран вручную, без защитных средств. Он являлся одним из немногих лагерей, где после Великой Отечественной войны заключённые добывали уран. В состав Бутугычага входило несколько отдельных лагерных пунктов (ОЛП): «п/я № 14», «Дизельная», «Центральный», «Коцуган», «Сопка», «Вакханка».

В местном фольклоре район известен как Долина Смерти. Это название было дано этому району кочевым племенем, разводившим оленей в этом районе. Двигаясь вдоль реки Детрин, они наткнулись на огромное поле, заполненное человеческими черепами и костями. Вскоре после этого их олени заболели загадочной болезнью, первым симптомом которой была потеря меха на ногах, за которой следовал отказ ходить. Механически это название перешло к бериевскому лагерю 14-го отдела ГУЛАГа.

На 222км Тенькинской трассы на Колыме есть яркий знак предупреждающей об опасности. Да, тут есть радиация. 70 лет назад муравейником трудились тысячи заключенных. Об этом расскажу подробно. В тех местах берут свое начало ручьи «Черт», «Шайтан», «Коцуган» (черт -якут.). Неспроста давалось такое название этим местам.

На сколько все серьезно можно видеть на этой карте-схеме созданной Областной санэпидемстанцией.

Здание электростанции.

Идущий по дороге ручей постепенно превращается в глубокую реку.

Хвостохранилище перемытой породы.

Здание фабрики, как и все сохранившиеся постройки лагерей, выполнено из природного камня.

Огромную территорию ограждал забор колючей проволоки.

Все склоны близлежащих сопок изрыты разведочными траншеями.

Там где проходила дорога на Верхний Бутугычаг теперь течет ручей, в дождливые месяцы превращаясь в полноводную реку.

Развалины обогатительной фабрики.

«ОЛП № I» означало: «Отдельный лагерный пункт № I». ОЛП № 1 Центральный был не просто большим лагерем. Это был лагерь огромный, с населением из заключенных в 25-30 тысяч человек, самый крупный на Бутугычаге»
-Жигулин А.В. «Черные камни»

«Сомнений уже не было - этап собрали на Колыму.
Даже в лагерях Колыма была символом чего-то особенно грозного и гибельного. На побывавших там смотрели как на чудом вырвавшихся из самой преисподней. Таких было так мало, что их прозывали по кличке - Колыма, даже без прибавления имени. И все знали, кто это.»

В изобретательности ГУЛага мы еще раз убедились, когда с пересылки нас повезли на машинах. Обыкновенные открытые трехтонки с высокими бортами послушно выстроились вдоль трассы. Впереди у кабины отгорожена скамеечка для конвоя. А как же нас повезут - навалом? Приказали залезть в машины и выстроиться пятерками лицом к кабине. В каждой машине по десять пятерок. Набито плотно. Отсчитали первые три пятерки и скомандовали:
- Кругом!
Так стоя и поедем?.. Еще команда:
- Садиться!
С первого захода не получилось.
- Встать! Разом, разом надо садиться! Ну, сели!
Уселись, можно сказать, друг у друга на коленях, а те, что непосредственно лицом к лицу, образовали коленями между ног надежный замок, как у сруба. Мы все превратились в живые бревна. Кто и захотел бы подняться - не вскочишь, ноги даже не вытянешь. Вскоре почувствовали, как ноги стали затекать…
Горчаков Г. Н. Л- I -105: Воспоминания

Бутугычаг. Центральный лагпункт. Вот куда мы попали.
Не сразу прониклись мы угрюмостью тех мест - небольших долин, окруженных сопками, сопками, сопками без конца…
Помогая друг другу вылезти из машин, постепенно ощущая, что ноги наши все-таки живые, - мы и такой воле рады были. Тому современному читателю, которому хочется, сидя в мягком кресле, читать про то, как урки пиками выкалывали нам глаза, гвозди вбивали в ухо или как конвоиры устраивали на нас охоту, я бы посоветовал - подняться, вытянуть руки вверх и продержать их так минут хотя бы десять, не опуская. Вот после этого я могу продолжать для него свой рассказ.

Рудник, на который мы попали, принадлежал Тенькинскому горнопромышленному управлению. Вся Колыма делилась на пять районных ГПУ. Тенька находилась в стороне от главной трассы. Доезжаем до поселка Палатка на семьдесят первом километре трассы и сворачиваем влево. На сто восемьдесят первом километре от Магадана районный центр - поселок Усть-Омчуг, и от него еще северней километров пятьдесят - вот тут и будет Бутугычагское отделение Берлага.
Горчаков Г. Н. Л- I -105: Воспоминания

Колонну прибывших выстроили в зоне и с приветственной речью обратился нарядчик Бобровицкий, из каторжан. Это был блондин, с тонкими, злыми чертами лица, одетый в необычную лагерную телогрейку: повсюду пущены строчки, пришиты воротник и накладные карманы, все края окантованы кожей - это придавало телогрейке щегольской вид. Меня потом удивляло, что такие телогрейки носила вся Москва… На спине телогрейки пришит номер. Все зеки здесь носили номера.
Местные названия «Бутугычаг», «Коцуган», в переводе звучащие примерно как «Чертова долина», «Долина смерти»; прямые названия участков: Бес, Шайтан - сами по себе говорят, что это за места…
Горчаков Г. Н. Л- I -105: Воспоминания

БУР… Барак усиленного режима. Большая сложенная из дикого камня тюрьма в лагере.
Я описываю тюрьму (ее еще называли «хитрый домик») на главном лагпункте Бутугычага - Центральном. В БУРе было множество камер - и больших, и малых (одиночек) - и с цементными, и с деревянными полами. В коридоре - решетчатые перегородки, и двери камер были либо решетчатыми, либо глухими стальными.
БУР стоял в самом углу большой зоны, под вышкой с прожекторами и пулеметом. Население БУРа было разнообразным. В основном - отказчики от работы, а также нарушители лагерного режима. Нарушения тоже были разные - от хранения самодельных игральных карт до убийства.»

«Когда мороз не превышал 40 градусов, нас направляли в бригаду № 401. Такой номер имела бригада БУРа. Это были люди, отказывающиеся от работы в шахте. Не хотите работать под землей в тепле - пожалуйста, работайте на свежем воздухе. Нас - человек 15-20 выводили из зоны на место работы в конце развода. Место работы было видно издалека - склон противоположной поселку сопки. Все Бутугычагекие сопки, кроме некоторых скал, были по существу огромными горами, словно наваленными из гранитных разной формы и величины камней. Было два поста солдат: один внизу по склону, другой - вверху, метрах в ста.

Сущность работы заключалась в следующем: в переноске крупных камней. Снизу вверх. Работа была очень тяжелая - с большими камнями в руках, в потертых ватных рукавицах по обледенелым таким же камням надо было идти вверх. Мерзли руки и ноги, щеки жег морозный ветер. За день бригада № 401 перетаскивала вверх большую груду, пирамиду камней. Солдаты на обоих постах, естественно, грелись у смолистых костров. На следующий день работа шла в обратном порядке. Верхнюю кучу-пирамиду переносили вниз. А это нисколько не легче. Так в двадцатом веке оживала, реально воплощалась легенда о сизифовом труде.
Месяца за два такой работы мы жестоко обмораживались, слабели и …просились в шахту.»
-Жигулин А.В. «Урановая удочка»

Известно, что одну из решеток изъяли в местный краеведческий музей.

По всей видимости, самое теплое место БУРа, с двойной крышей и большой печью. Нары в караульном помещении отдыхающей смены.

С момента своей организации в 1937 году рудник «Бутугычаг» входил в состав ЮГПУ – Южного горнопромышленного управления и сначала являлся оловодобывающим рудником.
в феврале 1948 года на руднике «Бутугычаг» организовали лаготделение № 4 особого лагеря № 5 – Берлага «Берегового лагеря». Тогда же здесь начали добывать урановую руду. В связи с этим на базе уранового месторождения был организован комбинат № 1.

На «Бутугычаге» стал строиться гидрометаллургический завод мощностью 100 тонн урановой руды в сутки. На 1 января 1952 года численность работающих в Первом Управлении Дальстроя выросла до 14790 человек. Это было максимальное количество занятых на строительстве и горнопроходческих работах в данном управлении. Потом также начался спад в добыче урановой руды и к началу 1953 года в нем насчитывалось только 6130 человек. В 1954 году обеспеченность рабочими кадрами основных предприятий Первого Управления Дальстроя еще более упала и составила на «Бутугычаге» всего 840 человек. (Козлов А. Г. Дальстрой и Севвостлаг НКВД СССР… - Ч. 1… - С. 206.)

Тут же брусья. Их можно встретить возле казармы охраны в любом лагере Колымы.

Эта гора обуви служит визитной карточкой Бутугычага. Возможно она появилась из разрушенного здания склада. Подобные кучи есть на месте других лагерей.

В одной из камер на стене нацарапана эта табличка, возможно кому-то служила календарем.

Лагерь «Сопка» был, несомненно, самым страшным по метеорологическим условиям. Кроме того, там не было воды. И вода туда доставлялась, как многие грузы, по бремсбергу и узкоколейке, а зимой добывалась из снега. Но там и снега-то почти не было, его сдувало ветром. Этапы на «Сопку» следовали пешеходной дорогой по распадку и - выше - по людской тропе. Это был очень тяжелый подъем. Касситерит с рудника «Горняк» везли в вагонетках по узкоколейке, затем перегружали на платформы бремсберга. Этапы с «Сопки» были чрезвычайно редки.

ОЛП Центральный сегодня…

Фото 1950г.

Дадим стране угля, хоть мелкого, но до х…я! А «уголь» был разный - и чистый гранит (пустая порода), и руда самая разнообразная. Мы катали с Володей гранит в 23-ем квершлаге на 6-ом горизонте. Квершлаг били перпендикулярно предполагаемой девятой жиле. Однажды, разгазируя после взрыва забой, я увидел, кроме гранитных камней, что-то иное - серебристые тяжелые камни кристаллического типа. Явно металл! Добежал до телефона у клети и радостно позвонил в контору. Горный мастер пришел быстро. Грустно подержал в руках серебристые камни, по-черному выругался и сказал:
- Это не металл!
- А что же это, гражданин начальник?
- Это говно - серебро! Соберите образцы в мешок и отнесите в контору. Запомните: 23-й квершлаг, пикет 6-ой.
Если серебро- говно, то что же мы добывали? Вероятно, что-то очень важное, стратегическое.
А.В. Жигулин.

На «Сопке» ничего, кроме камня, - никакой растительности, ни кедрового стланика, который порою высоко забирается, ни даже лишайника - одни гольцы. Нигде земляной дорожки не обнаружишь. Без подъема или уклона десяти шагов не пройдешь. С пятачок ровного места во всем лагере нет. Да гулять, собственно, когда… С работы - на ужин, а потом - каменные мешки еще на запоры закрывают. По лагерю гуляет только ветер собачий. Дует беспрестанно, вся разница, что другим боком повернется, - ведь высота ничем не защищена…

Снаружи стены барака каменные. Камень темный, тяжелый, мрачный. Внутри - тоже такие, никакой штукатурки, никакой побелки. В секции вдоль стен нары двойные, посредине печка железная. Дров почти не было. Хорошо, резину старую раздобудут, печку до утра кормят, ну а смрад… так к нему привыкнуть можно. А то утром проснешься - вода в кружке синим кружочком затянулась - замерзла. Кому повезет в секцию над санчастью попасть - там тепло, труба проходит. Вот только духота донимает, и клопы со всей округи, видимо, собираются. Окон не было - круглосуточно горели лишь лампочки. В промышленных районах Колымы повсюду высоковольтки, так что электроэнергии - не в сильный накал - но хватало.

Над Центральным высоко вверх вздымалась конусовидная, но округлая, не острая и не скалистая сопка. На крутом (45-50 градусов) ее склоне был устроен бремсберг, рельсовая дорога, по которой вверх и вниз двигались две колесные платформы. Их тянули тросы, вращаемые сильной лебедкой, установленной и укрепленной на специально вырубленной в граните площадке.

Площадка эта находилась примерно в трех четвертях расстояния от подножия до вершины. Бремсберг был построен в середине 30-х годов. Он, несомненно, и сейчас может служить ориентиром для путешественника, даже если рельсы сняты, ибо подошва, на которой укреплялись шпалы бремсберга, представляла собой неглубокую, но все же заметную выемку на склоне сопки. Назовем эту сопку для простоты сопкой Бремсберга, хотя на геологических планах она имеет, вероятно, иное название или номер.

Чтобы с Центрального увидеть весь бремсберг и вершину сопки, надо было высоко задирать голову. С Дизельной наблюдать было удобнее («большое видится на расстояние»). От верхней площадки бремсберга горизонтальной ниточкой по склону сопки, длинной, примыкающей к сопке Бремсберга, шла вправо узкоколейная дорога к лагерю «Сопка» и его предприятию «Горняк». Якутское название места, где был расположен лагерь и рудник «Горняк»,- Шайтан. Это было наиболее «древнее» и самое высокое над уровнем моря горное предприятие Бутугычага.

Охрана быстро набирала в весе, жирела. Неподвижный образ жизни на свежем воздухе изобилие ленд-лизовской тушенки делали свое дело.

«Кресло» возле домика охраны.

Барак делился на две половины, в каждой по четыре жилых секции - как камеры; посредине, куда с улицы вели ступени, нечто вроде вестибюля, в котором застекленная будка для дежурного надзирателя и помещение для двух огромных деревянных бочек-параш, опущенных в помост.

Лагерь «Сопка», можно сказать, не имел зоны - все было так скученно… Шмыгнуть в столовую, шмыгнуть в санчасть - разгуляться негде. Были только проходы.

Воды в лагере никакой - ни водопроводной, ни колодезной. Даже грязи никогда не бывает: если дождь или снег тает - все моментально уходит под гору. Основной источник воды - топят снег. На кухню носит бригада водоносов. Бригада немногочисленная, потому что акцептов на нее не дают, и она натаскивает только на самые-самые нужды. По слабосилке я какое-то время поработал в этой бригаде.

По двое, с бочками на плечах, ведер на шесть-восемь, мы куда-то долго шли, спускались, поднимались, перетаскавались через огромные валуны, проползали сквозь низкие туннели, скользили по узким, обледенелым тропинкам теснины… Обходили по периметру открывшуюся вдруг страшную пропасть - шагни, и конец мучениям… (Но никогда и мысли об этом не было. Никогда я не слышал ни обходном случае самоубийства). Наконец, достигали источника, пробивающегося под сводом пещеры.

Бочки для воды тоже, верно, делал кто-то из породы того цыгана, который дружил с медведем и норовил весь лес опутать и вырвать с корнями или весь колодец выкопать, а не тащить шкуру воды. Ну, а мне - куда дружить с медведем! Я бы скорей попросился в компанию к мальчику-с-пальчику…
Можно было б и не доливать до верха, но злился напарник:
- Заругают! - боится он.
А главное, тревожит его - за недолив повар добавки не даст.
Под пригибающей тяжестью плечо горит. Одно желание - сбросить проклятую… Ноги дрожат, заплетаются, очки запотевают, замерзают, и идешь как вслепую…
Нет, не надо и лишней баланды… Недели через две сбежал я оттуда.

Голод человека трудиться заставляет, а здесь наоборот - труд голодным его делает. Прокоротаешь вечер за рукавицами допоздна, ляжешь на свои скорбные нары, голову бушлатом обернешь, чтобы своим паром согреваться, ватные брюки на себе приспустишь немного, чтобы и ступням теплее было, и впадаешь в недолгое забытье…

Окна из стеклянных банок.

Параши надо было относить в дальний угол и там выливать с обрывающегося склона. Идти приходилось спотыкаясь по неровному, и пусть на секунду, но твое плечо оказывалось выше других - вся громадная тяжесть ноши давила на тебя одного…
Можно представить, как носчики между собой цеплялись, какими проклятиями осыпали их попадавшиеся по пути…

Устроители этих параш, видно, руководствовались исправительным кодексом, где было сказано: «…не должно иметь целью причинение физических страданий и унижения человеческого достоинства».
Все лето бригады, помимо работы, таскали дрова. Ночные смены - после, а дневные до работы спускались вниз, где лежали завезенные бревна; каждый выбирал по бревешку и на собственном горбу пер его по всей крутизне прямо в лагерь. Если баланы казались жидковатыми, то тебя возвращали за другими- дрова служили пропуском в лагерь.

Останки столовой и пекарни.

Ясли-качели в вольной части.

Вольная часть вплотную находилась с зоной.

Рубильник на стене БУРа сделанный из подручных материалов.

Дрова служили пропуском в лагерь. Или другая картина: усталая бригада возвращается в зону, как вдруг дорогу перегораживает седой, с заросшим щетиной лицом лагерный староста Кифаренко, из каторжан, - значит, на бремсберге доставили продукты для лагеря: тяжелые мешки, ящики, бочки.
Хотя Кифаренко на вид лет под шестьдесят, но дуб он очень крепкий, и рука у него, все знают, тяжелая. У него всегда такое хмурое, свирепое выражение, что ни один бригадир против слова не скажет. Кифаренко боятся все.
Бригада покорно поворачивает и идет в сторону бремсберга.

В штрафную бригаду (БУР - бригада усиленного режима) меня взяли после работы. Камера находилась внизу двухэтажного корпуса, врезаясь в скалу. Первый засов висел на наружной двери здания, за ней шел небольшой коридорчик и вторая железная дверь на засове. Крепость! Двойные нары, железная печка, бадья-параша. В ту пору то была единственная бригада, где большинство составляли русские, в основном уголовники-рецидивисты. Уголовником был и бригадир Костя Бычков, крупный мужик лет под тридцать. Людей в бригаде было немного, человек семь.

Я стал умываться. Вытащил чудом сохранившееся вышитое полотенце, присланное из дома.
- Красивое, - заметил Бычков.
- Нравится? Возьми, - протянул я.
Все равно отберут. Бычков показал мне место на верхних нарах, недалеко от себя. На том блат и закончился. Штрафная (так буду называть для краткости) переживала трудную пору. На работу и с работы ходили под конвоем, иногда в наручниках (в остальных бригадах постепенно вводилось общее оцепление). В столовую не пускали - бандиты отбирали у каторжан еду, врывались в хлеборезку. Дежурные приносили пищу к нам в камеру. А на одной пайке долго не протянешь. Кое-кто из уголовников решил: если в штрафной останется человек пять, ее расформируют. Началась охота за людьми: одному на голову свалился камень, другого на выходе из штольни в темноте ударили ломом…

Бычков и те с ним, кто поумней, понимали: это не выход. Штрафная сохранится, если в ней останутся даже два человека. Она нужна для страха. И в самом аду должен быть котел, в котором смола чернее и горячей. Значит, выход один: надо работать. И превратить свои неудобства - в преимущества. Не пускают в столовую? Запугать поваров, чтобы в камеру приносили больше баланды и каши. Есть печь - значит, можно достать и дров, веток, и в камере всегда будет тепло. И еще одно - отдых и сон. Над головой у нас топот ног - бегут в столовую на вечернюю поверку, а мы уже давно спим и видим сны.
Так и вышло. Всеобщее пугало - режимная бригада помогла многим, среди них и мне, выжить. Хотя она и убивала, как в дни голодовки, о которых еще расскажу.

Тот самый БУР.

Крышка от железной бочки послужила материалом изготовления формы для выпечки хлеба.

В ту пору на Нижнем Бутугычаге горных разработок не было (имелись лишь дизельная, гараж, подсобные предприятия), на Среднем они лишь развертывались (штольня, поиск каких-то «секретных элементов»). Основное горное производство сосредоточилось на Верхнем Бутугычаге - на «Горняке». Там в штольнях и разрезах добывался кассетерит - «оловянный камень» - руда олова.
Разработка жил велась в открытых разрезах и штольнях. Бурение - взрыв - уборка породы и очистка забоя - и новый цикл. Мы, горные бригады, грузили породу в вагонетки и отправляли на обогатительные фабрики «Кармен» (женская) и «Шайтан». Там порода дробилась и промывалась.

«Горняк» убивал своим климатом. Представьте украинцев, привыкших к довольно теплому климату, и бросьте их в морозы, доходящие до 60 градусов, в беспощадные северные ветра, выдувающие последние остатки тепла из ватной одежонки. К тому же ее в первый год невозможно было просушить - украдут! Попробуй, найди потом портянки или рукавицы. Да их и искать никто не будет. А в мокрых чунях или портянках - верное обморожение, сгниешь заживо. Холод донимал и в камерах. Иван Голубев, простая русская душа, как-то уже в годы, когда на каторге смягчился режим, признался: «Впервые нынче отогрелся. А то, веришь, не мог ни кувалдой, ни баландой отогреться, дрожал весь».

Верно, изыскатели, проходившие здесь, были мрачные парни - они назвали обогатительную фабрику «Шайтан», речушки - Бес и Коцуган, что по-якутски тоже означает «черт». Даже ключ у подножия сопки наименовали далеко не эстетично - Сопливый.

А вот по долине по эту сторону сопки проходили, видно, романтики. Речушку, на которой стала обогатительная фабрика, назвали Кармен, лагерный женский пункт - «Вакханка» (не шибко грамотные каторжане называли ее для себя понятнее - Локханка), а саму долину - долиной Хозе.

Так мы разговаривали. Тут же крутился один шустрый мужичонка. Он спросил: «А где тут море? А материк - Якутия?» Я показал и еще подумал: «Какой любознательный!» Об этом «любознательном» вспомнил много позже в штрафной бригаде, когда размышлял - за что я попал сюда? Оказалось - «склонный к побегам». А заложил - вот тот шустрый мужичонка, любитель географии.

В ту зиму, как мы трое прибыли на Бутугычаг, на Сопке мерли каждый день. Мертвецов проволокой или веревкой цепляли за ноги и тащили по дороге. Кладбище было расположено за лагпунктом «Средний Бутугычаг», недалеко от аммонального склада. Удобно - не надо далеко носить взрывчатку. Сухие скелеты, обтянутые кожей, хоронили на «аммоналовке» голыми, в общей яме, сделанной взрывом. В нижнем белье и в ящиках с колышком стали хоронить уже много позже.

Гибли не только «доходяги». Вспоминается Олег, бывший, по его словам, в свое время чемпионом по боксу среди юношей в Киеве. Можно представить, как он был сложён, если и сейчас выглядел неплохо. Сломленный морально, чувствуя, как уходят силы, Олег вознамерился любой ценой попасть вниз, в стационар. Отлежаться, отдохнуть. Иные ели для того мыло, грызли снег и лед, чтобы опухло горло, делали другие мостырки.

Олег работал в соседней штольне откатчиком. Он лег на рельсы возле вагонетки, сказав, что нет сил двигаться. Его пытались поднять пинками и прикладами - бесполезно. Тогда, избив, вынесли и бросили в ледяную лужу у устья штольни. С карниза капали и лились струйки тающего снега и воды. Олег продолжал упорно лежать - полчаса, час. Он добился своего - ночью поднялась температура, и его свезли в больницу. Там он и умер от воспаления легких. «Перестарался, переиграл», - сказал со вздохом его приятель.

«Горняк» убивал тяжелейшей, изнуряющей душу и тело работой, вагонеткой и лопатой, кайлом и кувалдой. Ночи не хватало, чтоб отдохнули кости и мышцы. Кажется, только заснул - и слышатся удары о рельс и крики: «Подъем!». Убивал вечным недоеданием, когда кажется, что начинаешь есть себя, свои потроха, отощавшие мышцы.

«Горняк» убивал цингой и болезнями, разреженным воздухом. Говорили, что не хватает всего нескольких десятков метров высоты, чтобы вольнонаемным дополнительно к северным надбавкам платили еще высотные. Наконец, «Горняк» убивал побоями - прикладом винтовки, палкой надзирателя, лопатой и кайлом бригадира (иной бригадир уже не бил сам, заимев подручных - «спиногрызов» или «собак»).

Пронесся слух: готовится этап на «Горняк». Завтра комиссовка. О «Горняке» говорили со страхом и ужасом. Не только те, кто уже побывал на нем, но и те, кому еще предстоит испить сию горькую чашу. Неведомое всегда страшнее. Вечером я увидел странную картину. Трое земляков, спуская кальсоны, по очереди осматривали друг у друга задницы (простите, как приличнее - зады?). Слышалось то ободрительное: «Ще отдохнешь!», то со вздохом: «Пожалуй, на Сопку».

Назавтра утром я увидел вчерашнее в большем масштабе. Держа за пояс кальсоны, каторжанская очередь медленно двигалась вперед. Представ перед столом медицинской комиссии, поворачивались и обнажали задницы. По ним местные эскулапы определяли, кто чего стоит: «Гор.» или «стац.», в зависимости от того, насколько сини и тощи задницы. Так что от врачей требовался определенный навык, а если хотите, то и искусство диагностики. В институтах того не проходили.

Прошло еще недели две. Настал черед и мне показывать свой зад. Видно, он показался эскулапам достойным «Горняка», и я загремел в этап. Шли все вверх и вверх «по долине без ягеля», а потом и совсем круто - на сопку. Лагерь представлял из себя два больших двухэтажных здания, где нижний уходил в сопку, затем столовая, вышки… До конца рассмотреть не успел, так как получил сильный удар и свалился на камни. Над собой услышал: «Что головой крутишь? Бежать собрался?».

Оказывается, надзиратели и конвой здесь отрабатывали удар ребром ладони по шее. Надо было бить так, чтобы у каторжника сразу отбивало памороки и он валился наземь. К тому же на мне была совсем новая одежда, и надо было сразу дать понять новобранцу, куда он попал. Не к теще на блины. Казалось, надзиратели и охрана, все начальство люто ненавидят клейменных номерами людей. Били без повода, чем попало, сбивали с ног и пинали, хвалясь друг перед другом - мы патриоты! Вот только почему-то не рвались на фронт.

Но вот другой случай. В штрафной бригаде я познакомился с Уразбековым. Он был смугл и темноглаз, откуда-то из Средней Азии или с Кавказа. По-русски говорил хорошо, был начитан. Возможно, партийный или научный работник.

Не могу так жить! Не хочу превращаться в скота. Лучше наложить на себя руки, - как-то вырвалось у него.

Как? У нас нет веревки на штаны, не то, что повеситься.

Вот и я думаю: как?

У тебя есть близкие? - спросил я.

Мать. И еще жена, дети, если не забыли. Лучше бы забыли. Но все равно спасибо им за все на свете. Голос Уразбекова потеплел.

Ну вот, видишь. Надо жить. Сказать тебе одну мысль? Загадывать на год глупо. Но на месяц можно, пусть на день. Утром скажи себе: хватит у меня сил дожить до обеда? Дожил - и ставишь новую цель: дожить до вечера. А там - ужин, ночь, отдых, сон. И так - от этапа к этапу, ото дня ко дню.

Любопытная теория! - задумался Уразбеков. - В ней что-то есть.

Конечно, есть! Ты же не ставишь перед собой масштабную цель: допустим, пережить зиму. А вполне реальный рубеж - три-четыре часа. А там день и еще день! Надо только собраться.

Заманчиво! Такое может прийти в башку только бывшему смертнику.

Все мы смертники в отпуску. Попробуй! Прошло недели две. В тот день я не был на работе - зашиб руку. В полдень дневальный Шубин, отнеся бригаде обед, сообщил:

Уразбекова застрелили!

Поднялся на борт ущелья, шагнул за дощечку «Запретная зона», сказал: «Ну, я пошел, боец!» Тот вскинул винтовку: «Куда? Назад! Стой!» А Уразбеков идет. Ну, боец и выстрелил. Сперва вроде в воздух, а потом в него. А может, и наоборот.

Вздохнули: неплохой был парень. Безвредный. А вот боец за бдительность отпуск получит. И спирт.

На «Горняке» понадобилось восстановить заброшенную штольню. Устье ее и рельсовый путь были завалены обвалившейся породой - крупными глыбами и камнями. Механизмы из-за крутых подъемов и спусков подвезти к штольне не могли. Одна бригада, другая пробовали расчищать вручную - не хватило сноровки. Что делать? Горел план. Тогда наш бессменный надзиратель предложил горному начальству: «Попробуем моих бандитов, а?» Так нас запросто называли - не оскорбляя, а будто это само собой разумеется. Начальство засомневалось, потом махнуло рукой: «Давай».

Утром нас привели к штольне, расставили оцепление. Спросили:
- Ну, как, откроете штольню?
- Попробуем. Только охрану подальше уберите. И так насмотрелись. И еще одно условие: как расчистим завалы - так и пойдем в лагерь. Не дожидаясь конца смены.
- Лады.
Ох и вкалывали же мы в этот день! Даже сам Костя Бычков и его подручные Михайлов и Уркалыга не утерпели и брались за самые крупные глыбы. Их сталкивали с круч дрынами и ломами, разбивали кувалдами, грузили в вагонетки с помощью «живого крана». Последний был нашей выдумкой. Один или двое вставали на колени, и им на спины укладывался камень-негабарит. Затем людям, ухватив за руки и плечи, помогали встать и общими усилиями заваливали камень в вагонетку. Вот так!
Безудержный азарт овладел всеми. Было в том что-то буслаевское, раскрепощенное. Куда-то в сторону ушла каторга.

Все! Мы закончили расчистку на два часа раньше, чем прозвучит удар о рельс, возвещающий конец работы. Нагрузили пару вагонеток породы и выгрузили в отвал. Пробный рейс - в знак того, что штольня распечатана, готова к действию. Нам пообещали премию - по полбуханки хлеба на человека и пачка махорки. В лагерь мы не пошли. Попросили, чтобы хлеб и махорку принесли сюда. Потом стояли и курили, глядя вниз. С площадки открывался широкий обзор - лагерь, бремсберг и фабрика «Шайтан», долина к Среднему Бутугычагу. Два часа свободы!
Даже черт не нашел бы места лучше для каторги, чем Сопка. Безжизненно голые вершины, как на Луне. Жесточайшие морозы и ветер выжигали все живое - травы и людей. Деревья, даже кустарник, здесь не росли.

Мало чем отличался карьер Бутугычага от медного карьера КАРЛАГа. Муравейник из людей, так часто его описывали в воспоминаниях.

Мех. цех. Как будто, только вчера ушли рабочие, оставив инструмент.

Природные скалы усугубляют весь трагизм сдешних мест, безмолвные свидетели былых времен.

Ну и конечно же брусья.

(Visited 1 153 times, 2 visits today)

Отдельный лагерный пункт (ОЛП) «Рыбак» (Объект №31) в составе Норильского ИТЛ ГУЛАГ.

Существовал на полуострове Челюскин в 1951-1952 годах. Численность заключенных в нем – 200-300 чел. Партия заключенных была завезена в основном для строительства большого лагеря по добыче и обогащению урановых руд. Кроме этого, заключенные были заняты на геолого-поисковых, геолого-разведочных и хозяйственных работах. Геологические работы могли сопровождаться попутной добычей в небольших объемах радиоактивных руд.

Систематическая геологическая съёмка началась здесь в 1946-47 гг. силами Центрально-Таймырской и Челюскинской экспедиций треста «Арктикразведка» Горно-геологического управления ГУСМП, а продолжены в 1947-48 гг. Восточно-Таймырской экспедицией. работах участвовал большой коллектив геологов, топографов, геофизиков, коллекторов, рабочих, всего более 50 человек. Видимо, во время этой съёмки были найдены перспективные рудопроявления, для дальнейшей разведки которых в 1948-50 г. была организована крупная экспедиция Норильского горно-металлургического комбината МВД. База экспедиции разместилась на правобережье р.Жданова, правом притоке р.Ленинградской, к югу от горы Октябрьской, на южной периферии плато Лодочникова.
Силами экспедиции были построены две взлетно-посадочные полосы (их местоположения, однако, часто менялись) – зимняя и летняя, принимавшие самолёты Игарской авиагрупппы Управления полярной авиации ГУСМП и авиаотряда Норильского комбината. Для обслуживания авиации с 1950 г. работала экспедиционная метеостанция. В посёлке, получившем название «Рыбак», было построено несколько жилых и производственных помещений. Тяжеловесные грузы завозились в «Рыбак» по 100-километровому зимнику из бухты Зимовочной на северном берегу залива Фаддея.

В 1951 г. в пос. Рыбак появляется отдельный лагерный пункт Норильлага. Заключенных привозили на пароходе из Дудинки в бухту Зимовочную, откуда они этапировались (пешком или на тракторных санях) по почти безжизненной, холмистой, изрезанной балками и неглубокими речными долинами тундре (более 700 км!).
ОЛП строился «на перспективу», т.к. «фронт работ» для заключенных в 1951-1952 гг. был небольшим: заключенные строили (кроме лагеря) новые жилые и производственные помещения для экспедиции и были заняты на горных работах (рытье шурфов и канав; подземных горных выработок здесь не было), а также использовались на хозяйственных работах. В основном поселке экспедиции в марте 1953 г. было 16 строений (8 жилых домов, контора, столовая, радиостанция с двумя 15-метровыми вышками антенны, гараж, электростанция, склады), открытый склад ГСМ, метеоплощадка, а также несколько балков и палаток.

Первоначально поставили три финских домика (шесть на шесть), уже осенью 1949 г. их стало 20. В первом была комната для горняков, во втором - радиостанция, а в третьем домике находилась столовая. К югу от финских домиков разбили палаточный лагерь, где жили заключённые. По краям лагеря стояли вышки, а охрана жила в настоящих бревенчатых пятистенках, один из которых специально переправили с мыса Челюскин. В пределах от трёх до семи километров от палаток з/к находились три геолого-разведывательные точки с палатками КАПШ-1 для геологов (на три человека) и КАПШ-2 для рабочих на 15-20 человек. На территории самого объекта № 31 был участок с множеством шурфов глубиной 10-20 метров, где проводилась основная добыча урана. В трёх километрах к востоку от базы находились маленькие шурфы и канавы.

К 1952 году ситуация изменилась. В СССР были обнаружены значительные месторождения радиоактивного сырья в местах более удобных. Сохранение экспедиции и лагеря в «Рыбаке» стало нецелесообразным как из-за малой перспективности рудопроявления, так и из-за трудностей регулярного снабжения оборудованием, продовольствием, строительными и горюче-смазочными материалами. Решение о консервации работ экспедиции было принято руководством Норильского ГМК в марте-апреле 1952 г., а 24 октября был подписан приказ МВД о ликвидации ГПУ-21.

Консервация и перевозка имущества продолжались до лета 1954 г., когда Рыбак был покинут людьми навсегда. Закончила свою работу группа консервации (, прекратил функционирование аэропорт и ненужная уже полярная станция. Летчики с Диксона и из Хатанги, изредка летающие и поныне в этих местах, рассказывают о 7-8 полуразвалившихся деревянных строениях.

Бутугычаг (местное название "Долина смерти") - Отдельный Лагерный Пункт № 12 Упр. п/я 14 ГУЛАГ.

Бутугычаг находился в прямом подчинении Упр. п/я 14 (занимающийся добычей и обогащением урана для советского атомного оружия).
В состав Отдельного Лагерного Пункта № 12, организованного в 1950 г., входили лагерные подразделения (шахты), располагавшиеся вокруг хребта Бутугычаг, вдоль Нелькобе и в районе ключа Охотник, а также комбинат по обогащению урановой руды: комб. № 1.

Суммарная численность з/к, занятых на горных работах, строит. работах и лесозаготовках, на 01.05.50 - 1204 человека, из них 321 женщина, 541 осужденный за к/р преступления.
В период с 1949 по 1953 гг. на территории лагеря работал касситеритовый рудник «Горняк» Тенькинского ИТЛ ДАЛЬСТРОЯ, разрабатывающий Бутугычагское месторождение, открытое Б. Л. Флеровым в 1936 г.

Свое название место получило когда охотники и кочевые племена оленеводов из родов Егоровых, Дьячковых и Крохалевых, кочуя по реке Детрин, натолкнулись на громадное поле, усеянное человеческими черепами и костями и, когда олени в стаде начали болеть странной болезнью - у них выпадала вначале шерсть на ногах, а потом животные ложились и не могли встать. Механически это название перешло на остатки бериевских лагерей 14-го отделения ГУЛАГа.

В 1937 году, осваивавший Колыму трест «Дальстрой» приступил к добыче второго после золота металла – олова. В числе первых горнодобывающих предприятий данного профиля и стал рудник «Бутугычаг», который в течение нескольких лет одновременно разведывался и давал плановую продукцию. Жилые и хозяйственные постройки для него возводили заключенные, организованной здесь же лагерной командировки, потом переросшей в отдельный лагпункт (ОЛП) одноименного названия.

С момента своей организации в 1937 году рудник «Бутугычаг» входил в состав ЮГПУ – Южного горнопромышленного управления. Главный геолог этого управления Г.А. Кечек 20 апреля 1938 года в одной из своих докладных записок отмечал: «На Бутугычагском месторождении работы велись в течение всего года. Сначала в весьма небольших объемах, а потом в несколько больших. Объемы работ лимитировались количеством завоза грузов: продовольственных и технических».

Рудник Бутугычаг был сложным комплексом – фабрики: сортировочная и обогатительная, бромсберг, мотовозка, тепловая электростанция. Сумские насосы монтировали в камере, выдолбленной в скале. Прошли штольни. Построили поселок из двухэтажных рубленных домов…
В феврале 1948 года на руднике «Бутугычаг» организовали лаготделение № 4 особого лагеря № 5 – Берлага «Берегового лагеря». Тогда же здесь начали добывать урановую руду. В связи с этим на базе уранового месторождения был организован комбинат № 1, который с еще двумя комбинатами вошел в состав т.н. Первого Управления Дальстроя.
Лагерное отделение, обслуживающее комбинат № 1, включало в себя два лагпункта. На 1 января 1950 года в них находилось 2243 человека. Одновременно «Бутугычаг» продолжал добывать олово. Добыча этого металла периодически снижалась. Например, только за 1950 год «Бутугычаг» добыл всего чуть больше 18 тонн олова. В количественном отношении это уже был просто мизер.
Вместе с тем на «Бутугычаге» стал строиться гидрометаллургический завод мощностью 100 тонн урановой руды в сутки. На 1 января 1952 года численность работающих в Первом Управлении Дальстроя выросла до 14790 человек. Это было максимальное количество занятых на строительстве и горнопроходческих работах в данном управлении. Потом также начался спад в добыче урановой руды и к началу 1953 года в нем насчитывалось только 6130 человек. В 1954 году обеспеченность рабочими кадрами основных предприятий Первого Управления Дальстроя еще более упала и составила на «Бутугычаге» всего 840 человек.
В общей сложности сказалось изменение политической обстановки в стране, прошедшие амнистии, начавшаяся реабилитация незаконно репрессированных. «Бутугычаг» начал сворачивать свою деятельность. К концу мая 1955 года он был окончательно закрыт, а находившийся здесь лагерный пункт ликвидирован навсегда. 18-летняя деятельность «Бутугычага» прямо на глазах стала историей.

"Вскоре мы въехали в узкую долину между серыми сопками. Слева они стояли сплошной темно серой каменной стеной. На гребне стены был снег. Сопки справа были тоже высокими, но высоту они набирали постепенно, и на них были заметны штольни с отвалами камня, а в распадках какие то деревянные вышки, эстакады...
Весною 1952 года Бутугычаг состоял из четырех (а, если считать «Вакханку», то из пяти) крупных лагпунктов.
Над Центральным высоко вверх вздымалась конусовидная, но округлая, не острая и не скалистая сопка. На крутом (45 50 градусов) ее склоне был устроен бремсберг, рельсовая дорога, по которой вверх и вниз двигались две колесные платформы. Их тянули тросы, вращаемые сильной лебедкой, установленной и укрепленной на специально вырубленной в граните площадке. Площадка эта находилась примерно в трех четвертях расстояния от подножия до вершины. Бремсберг был построен в середине 30 х годов. Он, несомненно, и сейчас может служить ориентиром для путешественника, даже если рельсы сняты, ибо подошва, на которой укреплялись шпалы бремсберга, представляла собой неглубокую, но все же заметную выемку на склоне сопки.
От верхней площадки бремсберга горизонтальной ниточкой по склону сопки, длинной, примыкающей к сопке Бремсберга, шла вправо узкоколейная дорога к лагерю «Сопка» и его предприятию «Горняк». Якутское название места, где был расположен лагерь и рудник «Горняк», - Шайтан. Это было наиболее «древнее» и самое высокое над уровнем моря горное предприятие Бутугычага. Там добывали касситерит, оловянный камень (до 79 процентов олова).
Лагерь «Сопка» был, несомненно, самым страшным по метеорологическим условиям. Кроме того, там не было воды. И вода туда доставлялась, как многие грузы, по бремсбергу и узкоколейке, а зимой добывалась из снега. Но там и снега то почти не было, его сдувало ветром. Этапы на «Сопку» следовали пешеходной дорогой по распадку и - выше - по людской тропе. Это был очень тяжелый подъем. Касситерит с рудника «Горняк» везли в вагонетках по узкоколейке, затем перегружали на платформы бремсберга. Этапы с «Сопки» были чрезвычайно редки.
Если смотреть с Дизельной (иди с Центрального) на сопку Бремсберга, то левее ее была глубокая седловина, затем сравнительно небольшая сопка, левее которой находилось кладбище. Через эту седловину плохая дорога вела к единственному на Бутугычаге женскому ОЛПу. Он назывался… «Вакханка». Но это название тому месту дали еще геологи изыскатели. Работа у несчастных женщин в этом лагере была такая же, как и у нас: горная, тяжелая. И название, хоть и не специально было придумано (кто знал, что там будет женский каторжный лагерь?!), отдавало садизмом. Женщин с «Вакханки» мы видели очень редко - когда проводили их этапом по дороге.
За зданием бывшей дизельной тянулась широкая, но быстро сужающаяся к сопкам долина. В глубине ее было главное устье рудника № 1 БИС. Над устьем рудника, над подъездными путями, конторами, инструменталками, ламповыми, бурпехом возвышалась огромная гора. В ней то, внутри ее, и располагался рудник № 1 БИС, на котором работали заключенные с Дизельной. Называли его просто «БИС». Рудную жилу там разведывали и разрабатывали в основном ту же самую, что и на руднике № 1, - девятую. Подъемные машины были не мощные. Пределом, предельной глубиной спуска подъема бутугычагских подъемных машин было 240 метров - и по мощности мотора, и по барабану, и по длине тросов. Горизонты на Бутугычаге были глубиною в 40 метров...
Рудообогатительная фабрика - страшное, гробовое место. В дробильном цехе та же, но еще более мелкая пыль. И химический, и прессовый цехи, и сушилка (сушильные печи для обогащенной руды) были чрезвычайно опасны едкими вредоносными испарениями. Большие длинные печи, большие стальные противни...
Смертность в Бутугычаге была очень высокая. В «лечебной» спецзоне (точнее назвать ее предсмертной) люди умирали ежедневно. Равнодушный вахтер сверял номер личного дела с номером уже готовой таблички, трижды прокалывал покойнику грудь специальной стальной пикой, втыкал ее в грязно гнойный снег возле вахты и выпускал умершего на волю…
Широкая, покатая седловина между сопками, левее Центрального лагпункта. Там и находится кладбище (или, как его часто называли, Аммоналовка - в той стороне был когда то аммональный склад). Неровное плоскогорье. И все оно покрыто аккуратными, ровными, насколько позволяет рельеф местности, рядами едва заметных продолговатых каменных бугорков. И над каждым бугорком, на крепком, довольно большом деревянном колышке - обязательная жестяная табличка с выбитым дырчатым номером. И если поблизости хорошо заметны могильные возвышения (порою и даже часто это просто деревянные гробы, поставленные на чуть чуть расчищенную каменистую осыпь и обложенные камнями;
верхняя крышка гроба часто полностью или частично видна), то далее они сливаются с синевато серыми камнями, и уже не видны таблички, а лишь кое где колышки..."

Они в 60-х строили пусковые шахты для баллистических ракет. По сути те же зэки... Свобода дается очень большой ценой.

Бутугычаг (местное название "Долина смерти") - Отдельный Лагерный Пункт № 12 Упр. п/я 14 ГУЛАГ.

Бутугычаг находился в прямом подчинении Упр. п/я 14 (занимающийся добычей и обогащением урана для советского атомного оружия).
В состав Отдельного Лагерного Пункта № 12, организованного в 1950 г., входили лагерные подразделения (шахты), располагавшиеся вокруг хребта Бутугычаг, вдоль Нелькобе и в районе ключа Охотник, а также комбинат по обогащению урановой руды: комб. № 1.
(Свернуть)
Суммарная численность з/к, занятых на горных работах, строит. работах и лесозаготовках, на 01.05.50 - 1204 человека, из них 321 женщина, 541 осужденный за к/р преступления.
В период с 1949 по 1953 гг. на территории лагеря работал касситеритовый рудник «Горняк» Тенькинского ИТЛ ДАЛЬСТРОЯ, разрабатывающий Бутугычагское месторождение, открытое Б. Л. Флеровым в 1936 г.

Свое название место получило когда охотники и кочевые племена оленеводов из родов Егоровых, Дьячковых и Крохалевых, кочуя по реке Детрин, натолкнулись на громадное поле, усеянное человеческими черепами и костями и, когда олени в стаде начали болеть странной болезнью - у них выпадала вначале шерсть на ногах, а потом животные ложились и не могли встать. Механически это название перешло на остатки бериевских лагерей 14-го отделения ГУЛАГа.


Какой была Колыма в те далекие годы?
Прежде всего от других регионов страны она, как и вся область, отличалась перенасыщенностью заключенными. Они были повсюду, на всех предприятиях. Ранним утром в разные стороны Магадана в сопровождении вооруженной охраны шли небольшие колонны женщин и мужчин. Их разводили по учреждениям, стройкам и прочим объектам работы.

В 1954 году Бутугычаг лихорадило. Рудник доживал свои последние дни. Его запасы истощились. Содержание металла в руде упало до минимально промышленного. Добыча велась только на одном участке, расположенном на вершине гранитного водораздела на высоте тысяча триста метров над уровнем моря.

К западу от добычного участка в долине правого притока речки Бутугычаг располагались рудничный поселок и мужской лагерь заключенных бандеровцев, осужденных по 58-й статье и обслуживающих рудник. По другую сторону участка на востоке в долине речки Вакханка - обогатительная фабрика имени Чапаева и женский лагерь. Женщины сидели по той же статье.
Добытая на участке руда загружалась в вагонетки, прицеплялись к электровозу, и тот доставлял их до бремсберга - крутонаклонный двухпутевой рельсовый спуск вагонеток на лебедке. На рудовозе и бремсберге работали бригады женщин. При каждой такой бригаде находилось по одному-два охранника. Особенно тяжелым был труд женщин-зэкашек. Они отцепляли от рудовоза по две-три груженых рудорй вагонетки, и вручную вкатывали их на поворотный диск бремсберга. Случалось, при пуске вагонетки сходили с рельсов. Тогда они всей бригадой под «раз-два-взяли» принимались закатывать их на рельсы. Со стороны казалось, что у них это получается быстро и споро. Можно представить, насколько это было трудно сделать, потому как в вагонетку загружалось 0,7 кубометров руды, что составляло около двух тонн плюс вес самой вагонетки.

Заключенным женщинам категорически запрещалось вступать в интимную связь с вольнонаемными мужчинами. За этим строго следила лагерная охрана. Поступившим на рудник вольнонаемным мужчинам также давали понять, что за интимную связь с врагами народа они будут строго наказаны. Однако, несмотря на запреты и строгости, такие связи были, о чем свидетельствовал большой детский комбинат при женском лагере.

В небольшом рудничном поселке действовали почта, магазин, столовая, клуб к и спортивная площадка. Были телефонная связь и местное радиовещание. Поселок освещался дизельной электростанцией. То есть, было все необходимое для нормальной жизни людей. В поселке жили вольнонаемные работники рудника и сотрудники ВОХРа. Здесь же рядом располагался лагерь, где содержалось 700-800 заключенных западных украинцев. Жили они в тревожном ожидании указа об амнистии. Каким-то образом было известно, что уже полгода готов правительственный указ об амнистии заключенных по 58-й статье, имеющих одну треть зачетов.

Незадолго до моего приезда на рудник с заключенных были сняты «бубновые тузы». «Бубновые тузы» - это квадратные лоскуты черной ткани с номерами заключенных. Они пришивались на козырек шапки, спину телогрейки и штаны.

Зэки рассказывали, как им трудно было в первые годы заключения на Колыме. Тогда их охраняли бывшие солдаты, многие из которых воевали против бандеровцев. Ранним утром, когда они выводили зэков из лагеря на работу, приказывали всей колонне становиться на колени, и так стоять час или два. Ходила в те времена поговорка: «Шаг вправо – провокация, шаг влево - агитация, прыжок вверх – побег. Стреляю». Грунт на Колыме – жесткий, каменистый. Долго на коленях, не шевелясь, не простоишь. Стоило кому-то из заключенных шевельнуться, как он получал от охранника пинок кованым сапогом. В пятидесятые годы подобных жестокостей не было. Сменились охранники, и время пришло другое.

О Сталине зэки отзывались очень зло. Рассказывали, что у их на Западыныцине терпимо относились к висящим на стенах портретам Ленина. Но стоило кому-то повесить портрет Сталина, и он уже не жилец на этом свете. Портретов Гитлера тоже не терпели, но у некоторых они висели. Кстати, не любили они и своих сородичей с Восточной Украины. Почти никто из заключенных не говорил, что осужден незаслуженно. Они считали, что свою вину перед Советским Союзом искупили сполна. Помнили они, сколько их прибыло на Верхний и Нижний Бутугычаг и сколько осталось в распадках на кладбищах.

Не следует думать, что в те годы жизнь была серой и мрачной. Может, меньше тогда было газет и журналов, беднее были библиотеки и отсутствовало телевидение, но люди с неменьшим интересом следили за событиями, происходящими в стране и области. Оживленно обсуждали известия, услышанные по радио. Люди жили тогда так же, как и сейчас. Были будни, были и праздники, слезы были и пляски. Только у каждой эпохи свои песни.

К концу лета рудник захлестнули тяжелые несчастные случаи. Обстановка стала нервной и тяжелой. Проклятья висели над рудником. Даже сама природа в этот год нанесла по нему удар, словно добивая. Все лето стояла прекрасная солнечная погода, но однажды ночью разразился такой ливень, что небольшой безобидный ручей наделал много бед. Вода в нем за ночь настолько вздулась, что смыла промприбор. Утром, когда кончился ливень, последний был почти полностью занесен галькой и песком. Выход промприбора из строя для рудника был весьма ощутимым уроном.
Закончил рудник свое существование в конце 1954 года. За свой недолгий век Бутугычаг много дал стране олова и урана. Говорили, что первая отечественная атомная бомба была сделана из урана этого рудника. Как памятник минувшей эпохи своеобразной колымской цивилизации остались на том месте мрачные руины. Такова судьба всех месторождений мира, какими бы запасами не располагали их недра. С середине пятидесятых годов началась новая эпоха. Эпоха расцвета жизни на Колыме, продлившаяся около тридцати пяти лет.