Рождение и воспитание. Характер

Царя Алексея Михайловича историк Ключевский называл славной русской душой и готов был видеть в нем лучшего человека древней Руси.

Алексей Михайлович вступил на престол в 1645 году, 16-летним юношей. Он получил обычное старомосковское образование, то есть мог бойко прочесть в церкви часы и не без успеха петь с дьячком на клиросе по крюковым нотам. При этом он до мельчайших подробностей изучил чин церковного богослужения и мог поспорить с любым монахом в тонкой искушенности по части молитв и поста.

Царевич прежнего времени, вероятно, на этом бы и остановился. Но Алексей воспитывался в иное время, когда русские люди смутно испытывали потребность в чем-то новом, а значит, иноземном. Ребенком Алексей уже держал в руках затейливые заморские игрушки: коня немецкой работы, немецкие же гравюры, и даже детские латы, сделанные для него мастером немчином Петром Шальтом. Кроме того, в 11−12 лет Алексей уже был владельцем маленькой библиотеки, заключавшей в себе дюжину томов. Со временем чтение стало его ежедневной потребностью. Про зрелого Алексея Михайловича говорили, что он «навычен многим философским наукам». Царь также любил писать, пытался изложить историю своих военных походов, пробовал себя в стихотворстве и составил устав соколиной охоты, замечательный по образному языку и стремлению к бескорыстному любованию красотой.

Вот это привлекательное сочетание верности старорусской традиции с наклонностью к полезным и приятным новшествам составляло корень характера Алексея Михайловича. Царь был образцом набожности: в Великий и Успенский пост по вторникам, четвергам и субботам ел один раз в день, и кушанье его состояло из капусты, груздей и ягод — все без масла. По понедельникам, средам и пятницам во все посты он не ел и не пил ничего. В церкви стоял иногда часов по пяти и по шести кряду, клал по тысячи земных поклонов, а в иные дни и по полторы тысячи. В то же время, увлекаемый новыми веяниями, он частенько отступал от старозаветного порядка жизни. Ездил Алексей Михайлович в немецкой карете, брал с собой жену на охоту, устраивал первые в России театральные представления, заботился о развитии флота и дал детям в учители книжного монаха Симеона Полоцкого, который учил их не только часослову и Псалтыри, но также латинскому и польскому языкам. Что ж удивляться, что именно в семье Алексея Михайловича вырос будущий прорубатель окна в Европу.

И наконец, не забудем то необыкновенное смирение, с которым Алексей Михайлович воспринимал свой царский чин. В одном его письме читаем поразительные слова. Самодержец всея Руси жалуется, что истощил долготерпение Господа, ибо по многим своим грехам не годится во псы, не то что в цари. «Лучше быть маленькой звездочкой там, у небесного престола, нежели солнцем здесь, на земле», — пишет он в другом месте. Тут, кстати, вспомним, что Алексей Михайлович был современником другого государя, Людовика XIV, который в своем непомерном тщеславии присвоил себе титул «короля-Солнца» и не видел ничего дурного или хотя бы смешного в том, чтобы напевать хвалебные гимны, сложенные в его честь придворными подхалимами.

Тишайший

Царь Алексей Михайлович остался в истории с прозвищем «Тишайший». А вот что оно означает?

Обыкновенно считается, что Алексея Михайловича прозвали так за его мягкую доброту. Действительно, царь был добродушный человек. Однако он вовсе не был «тишайшим» в этом смысле слова — ни по своей натуре, ни по делам. Рассмотрим вначале его характер.

Казалось бы, ответ лежит на поверхности. Обыкновенно считается, что второго Романова прозвали так за его мягкую доброту. Действительно, царь был добродушный человек. Однако он вовсе не был «тишайшим» в этом смысле слова — ни по своей натуре, ни по делам. Рассмотрим вначале его характер.

Если второй Романов и обнаруживал некую «тихость», то лишь в первые годы своего правления, когда был юн. Но его природная вспыльчивость очень быстро дала себя знать. Царь легко терял самообладание и давал волю языку и рукам. Так, однажды, поссорившись с патриархом Никоном, он прилюдно обругал его мужиком и сукиным сыном. Вообще Алексей Михайлович умел браниться весьма изобретательно и изощренно, не то что нынешние сквернословы со своим убогим лексиконом средней школы. Вот, например, какое письмо царь отправил казначею Саввино-Сторожевского монастыря отцу Никите, который, выпивши, подрался с размещенными на постой стрельцами: «От царя и великого князя Алексея Михайловича всея Руси врагу Божию и богоненавистцу и христопродАвцу и разорителю чудотворцева дома и единомысленнику сатанину, врагу проклятому, ненадобному шпыню и злому пронырливому злодею казначею Миките».

Таков был царь на язык. Скажем теперь насчет рук. Раз в думе обсуждался вопрос о войне с Польшей, и царев тесть боярин Милославский, никогда не бывавший в походах, неожиданно заявил, что если государь назначит его воеводой, то он приведет ему пленником самого короля польского. Это наглое хвастовство так возмутило царя, что он дал старику пощечину, надрал ему бороду и пинками вытолкал из палаты. И это тишайший царь? Вряд ли.

Протопоп Аввакум обличает: «...И царя тово враг божий омрачил, да к тому величает, льстя, на переносе: «благочестивейшаго, тишайшаго, самодержавнейшаго государя нашего, такова-сякова, великаго, — больше всех святых от века! — да помянет Господь Бог во царствии своем, всегда, и ныне, и присно, и во веки веков».
Но царь-то оказался другим, не тишайшим вовсе: «А царь-ет, петь, в те поры чается и мнится бутто и впрямь таков, святее его нет! А где пуще гордости той!» и т.д.

Что касается дел, то в царствование Алексея Михайловича меньше всего было тишины и покоя. Царь требовал от своих подручных служить без устали. Вспоминая «работы свои непрестанные», боярин Артамон Матвеев замечал, что «прежде сего никогда не бывало». А по отзыву протопопа Аввакума, царь «накудесил много в жизни сей, яко козел скоча по холмам и ветер гоняя». Да и когда было Алексею Михайловичу отдыхать, если в его правление бунт следовал за бунтом, война за войной. Сами современники называли XVII век — «бунташным веком».

Но как раз это последнее обстоятельство и дает ключ к правильному пониманию прозвища «Тишайший». Его истоки лежат в старинной формуле «тишина и покой», которая символизировала благоустроенное и благоденствующее государство. Моление о «мире и тишине», о «покое и тишине, и благоденствии» со времён Бориса Годунова в «чашу государеву» (особый словесно-музыкальный жанр). Самозванцы и мятежники по тогдашней терминологии — «развратники тишины».

Алексей Михайлович именно «утишил» Россию, раздираемую бунтами и расколами. В одном документе того времени так и сказано, что по смерти Михаила Федоровича Мономахову шапку надел «благородный сын его, благочестивейший, тишайший, самодержавнейший великий государь, царь и великий князь Алексей Михайлович. Тогда под его высокодержавною рукой во всем царстве благочестие крепко соблюдашеся, и все православное христианство безмятежно тишиной светилось».

Вот какой смысл вкладывали наши предки в эпитет «тишайший» — это был официальный государев титул, имевший отношение к сану, а не к характеру царя. Он имеется и в надписании траурного «гласа последнего ко Господу Богу святопочившего о Господе благочестивейшего, тишайшего, пресветлейшего Государя Царя и Великого Князя Алексея Михайловича».

И таким «тишайшим» государем, кстати, официально был не один Алексей Михайлович, но и его сыновья, преемники на троне: вначале Федор Алексеевич, затем братья Иван и Петр, а потом в течение 30 лет один Петр, которого уж никак заподозришь в «тихом» поведении и излишней мягкости.

Соляной бунт

В первые годы царствования Алексея Михайловича большое влияние на него имел его бывший воспитатель боярин Борис Иванович Морозов. Чтобы еще больше укрепить свое положение при дворе, Морозов сосватал 18-летнему царю младшую сестру своей жены — Марию Милославскую. Отец Марии, Илья Милославский, воспользовался своим неожиданным возвышением лишь для того, чтобы быстро набить карман. За взятки он раздавал купцам различные торговые монополии. Но особенно тяжело отразилось на благосостоянии народа резкое повышение налога на соль, так как соленая рыба была главной пищей тогдашнего простонародья. Доходы от этих махинаций Милославский делил со своими помощниками и клевретами — думским дьяком Назаром Чистым и двумя приказными дьяками — Петром Траханиотовым и Леонтием Плещеевым. Народ возненавидел эту компанию самой задушевной ненавистью.

29 июня 1649 года накопившееся недовольство вылилось в открытое возмущение. В этот день царь сопровождал патриарха в церковной процессии. Когда Алексей Михайлович вернулся в Кремль, то увидел себя окруженным большой толпой, прорвавшейся сюда раньше царя. Среди московской черни, купцов, ремесленников в толпе были и служилые люди. Пока одна часть мятежников удерживала царя, другая бросилась громить дворец Морозова. Погромщики не брали себе дорогие вещи, а ломали их на куски, топтали ногами или бросали в окна с криком: «Вот наша кровь!» Хотели разрушить и сам дворец, но Алексей Михайлович велел объявить, что здание принадлежит ему. Тогда толпа, умертвив трех слуг ненавистного временщика, рассеялась по Москве в поисках Морозова, Милославского и их честной компании.

Назар Чистый не ускользнул от народного гнева. Его поймали, избили, бросили на кучу навоза, где наконец и прикончили. Остальным удалось скрыться в надежных убежищах. Но на следующий день москвичи вновь появились перед царским дворцом, требуя их выдачи. Между тем обстановка накалялась, и город уже горел, подожженный мятежниками с четырех концов.

Алексей Михайлович должен был вступить в унизительные переговоры с бунтовщиками. Он просил не трогать Морозова, обещая сослать его подальше, и сумел-таки отстоять своего любимца. Но Плещеев и Траханиотов были выданы на расправу толпе, которая тут же буквально разорвала дьяков на куски. Это ужасное зрелище так подействовало на 20-летнего царя, что он со слезами на глазах стал умолять бунтовщиков о пощаде, клятвенно обязуясь уничтожить монополии, улучшить финансовое управление и дать стране справедливое правительство. Мало-помалу волнение народа улеглось и бунт прекратился.

Но то было лишь начало. «Бунташный век» неумолимо всходил в свой кровавый зенит.

Раскол

В царствование Алексея Михайловича русский дух дал первую глубокую трещину, которая получила название церковного раскола. Так что за клин расколол русский народ на две части — православных и старообрядцев?

За 600 с лишком лет существования на Руси христианства в русской Церкви возникли и утвердились некоторые местные обычаи и обряды, отличные от принятых в Церкви греческой, от которой Русь в свое время приняла новую веру. Таковы были двуперстное крестное знамение, начертание и произношение имени Иисус с одним «и» — Исус, пение двойной, а не тройной «аллилуйи» во время богослужения и тому подобное. Кроме того, при многократном переписывании от руки богослужебных книг в них накопилась масса описок и разногласий, а типографский станок только размножил эти недоразумения и придал им цену печатного слова. Как видите, церковные разногласия с греками не касались глубинных вопросов веры и церковных догматов, а носили чисто обрядовый характер. Но люди того времени придавали обряду огромное значение - в его соблюдении видели залог душевного спасения.

К середине XVII века эти накопившиеся неисправности и разногласия стали уж очень сильно резать глаза образованным русским людям. Возникло естественное стремление переписать церковные книги согласно древним образцам. При патриархе Никоне с православного Востока и из разных углов России в Москву навезли горы старинных рукописных книг — греческих и церковнославянских. Исправленные по ним новые издания разослали по русским церквам с приказанием отобрать и истребить старопечатные и старописьменные книги. Вот тут-то и началась смута и брожение в умах. Многие православные, заглянув в присланные книги, ужаснулись, не найдя в них ни двуперстного знамения, ни Иисуса, ни двойной аллилуйи, ни других привычных и освященных временем верований, обычаев и начертаний. В новых книгах усмотрели попытку церковных властей ввести какую-то новую веру. А ведь русские люди свято верили, что древние святые отцы спасались именно тем обычаем, который был принят на Руси, и что православным следует умирать «за единую букву аз» в церковном тексте.

Часть русского духовенства прокляло новые книги, как еретические, и продолжало совершать служение и молиться по старым книгам. На московском церковном соборе 1666-1667 годов непокорные были преданы анафеме за противление церковной власти и отлучены от Церкви. А отлученные, в свою очередь, перестали признавать церковную иерархию законной церковной властью. С тех пор и длится это церковное разделение русского народа, которое принесло немало бед России.

Заметим еще, что нервом церковного раскола была вовсе не слепая привязанность к старым обрядам. В отступлении церковного начальства от древнего правоверия раскольники увидели страшное знамение приближения конца времен. Раскол был своего рода социально-апокалиптической утопией, исступленным ожиданием пришествия Антихриста. Это экстатическое настроение породило своеобразный душевный тип «расколоучителей» первого поколения — скорее одержимых фанатиков, чем добрых пастырей.

Начнем с мучеников. Первое место среди них следует, конечно, отвести протопопу Аввакуму. Это был крупный самородок, умный от природы, хотя и необразованный человек. «Аще я и не смыслен гораздо, неученый человек, — говорил он сам о себе, — не учен диалектике и риторике и философии, но разум Христов в себе имам — невежда словом, а не разумом».

Подобная самоуверенность была вызвана не одним только непомерным самомнением, которого у Аввакума действительно было хоть отбавляй. Он и в самом деле свято верил в ниспосланный ему дар непосредственного общения с Богом. Его неприятие церковной реформы было искренним и глубоким. «Задумалися, сошедшися меж собою, — рассказывает он о своих впечатлениях от нововведений патриарха Никона, — видим яко зима хочет быти: сердце озябло и ноги задрожали».

По складу своего характера Аввакум был рьяный фанатик и доведись ему победить, он с наслаждением мучил бы и истязал своих противников. Но история обрекла его на поражение, которое он встретил мужественно и твердо, с полным присутствием духа. В одной из своих челобитных царю Аввакум спокойно говорит: «Ведаю, яко скорбно тебе, государь, от докуки нашей… Не сладко и нам, когда ребра наши ломают, кнутьем мучат и томят на морозе гладом. А все церкви ради Божией страждем». Он умер, верный себе, мученической смертью. Его сожгли в срубе вместе с тремя его товарищами, уже после смерти царя Алексея.

Высокий пример духовной стойкости явили также сестры — боярыня Федосья Морозова и княгиня Евдокия Урусова. Их арестовали за неоднократные оскорбления высших церковных властей и самого царя. Раздетых до пояса, сестер вздернули на дыбу, пытали огнем, потом на несколько часов бросили на снег. Однако они не отреклись от своих убеждений и были навечно заточены в монастырь.

Впрочем, не все раскольники выбирали пассивное сопротивление. Старцы Соловецкого монастыря, например, фактически отделились от церкви и государства, просидев 11 лет за крепкими стенами далекой обители. Алексей Михайлович долго пытался образумить мятежных старцев увещеваниями, слал им письма в примирительном духе. Но когда ему донесли, что монахи держали между собой «черный собор» (то есть самозваный, незаконный), на котором предали государя анафеме, Алексей Михайлович скрепя сердце приказал взять монастырь штурмом.

Наконец, были среди раскольников и откровенные изуверы, толкавшие людей на самосожжения — печально знаменитые раскольничьи «гари». Несмотря на все усилия правительства, остановить это огненное поветрие оказалось невозможно - оно затихло постепенно само собой, подобно прочим видам повального умопомешательства.

Разинский бунт

Народное движение, потрясшее основы Московского государство, началось как чисто казачье «добывание зипунов», то есть было самым обыкновенным, хотя и крупным разбоем. Вожаком его был Стенька Разин, составивший себе шайку из так называемой «голытьбы» — малоимущих казаков, всегда готовых погулять на чужой счет. С этими бесшабашными людьми Стенька разбойничал сперва на Волге, а затем на берегах Каспия. Вдоволь пограбив персидское побережье, казаки с богатой добычей возвратились в 1669 году на Дон, где слава и значение удачливого атамана выросли невероятно. Теперь Стеньку величали не иначе, как Степан Тимофеевич, и тысячи беглых воров и лентяев почитали за счастье попасть к нему на службу.

Перезимовав на Дону, Разин летом 1670 года вновь двинулся на Волгу, но уже не с разбоем, а с бунтом. Провозглашая повсюду, что он идет войной на московских бояр, атаман почти без боя взял Астрахань и двигаясь вверх по Волге, дошел до Симбирска. Вот здесь казацкий набег и перерос в «русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Крестьяне, взбаламученные призывами Разина бить бояр, грабили и убивали своих помещиков, соединялись в отряды и примыкали к казакам. Вслед за ними поднялись инородцы Поволжья — мордва, чуваши, черемисы, башкиры, которые бунтовали и резались, сами не зная за что. Воинство Стеньки, пьяное от вина и крови, дышало самой черной местью и завистью. Законы, общество, религия, — короче все, что так или иначе стесняет личные инстинкты и побуждения, возбуждало в этих людях самую лютую ненависть. Всей этой сволочи Стенька обещал во всем полную волю. «Иду на бояр, приказных и всякую власть, а меж вами учиню равенство», — провозглашал он в своих «прелестных письмах». На деле же он забрал всех в жесточайшую кабалу, в полное рабство. Достаточно сказать, что перед этим поборником равенства все должны были падать ниц.

Силы Разина достигли огромных размеров. Казалось, перед ним и впрямь открывается дорога на Москву. Как вдруг его полчища постигла полная неудача под Симбирском. Стенька потерпел поражение от князя Барятинского, у которого часть войска была обучена европейскому строю. Тогда, бросив крестьянские шайки на произвол судьбы, Разин бежал с казаками на Дон, но был схвачен там «домовитыми», или иначе, «старыми» казаками, сохранившими верность царю, и отправлен туда, куда так настойчиво стремился попасть — в Москву. На плахе он сказал своему брату Фролу, который трясся от страха: «Не будь бабой! Мы славно погуляли, теперь можно и пострадать!» В этих словах сказался весь Стенька, пришедший совсем не для того, чтобы дать народу волю, а чтобы всласть погулять на народной беде.

Нововведения

Мощный гений Петра Великого наложил такой неизгладимый отпечаток на все дела, к которым он прикасался, что на первый взгляд кажется, что именно ему Россия обязана всеми важнейшими нововведениями. Между тем почти на всех направлениях своей деятельности Петр всего лишь шел по стопам своих предшественников, завершая начертанную ими программу.

Начнем с того, что в 1672 году состоялось первое в России театральное представление. В загородном Коломенском дворце Алексея Михайловича была разыграна французская стихотворная пьеса на библейский сюжет «Эсфирь и Артаксеркс», переведенная на русский язык церковным писателем Симеоном Полоцким, близким другом царя. Актеры для невиданного заморского действа были набраны из труппы пастора Грегори, жившего в Немецкой слободе.

Еще раньше в Москве была отпечатана первая русская газета, получившая название «Куранты», по примеру многих газет, издававшихся в Германии, Голландии и Польше. Московские «Куранты» печатались в Посольском приказе в количестве 20 номеров в год и сообщали читателям о событиях в чужеземных государствах.

В области военного дела Алексей Михайлович провел важную реформу, значительно увеличив число полков иноземного строя. Он охотно принимал на службу иностранных офицеров и специалистов. Таким путем Россия приобрела многих из будущих полководцев и сподвижников Петра I, как, например, генералов Патрика Гордона, Франца Лефорта и Якова Брюса.

Наконец, никто иной, как Алексей Михайлович позаботился о том, чтобы завести в России военный флот. Причем и он отнюдь не был в этом деле первопроходцем. Еще в 1635 году, при его отце Михаиле Федоровиче, один голштинский мастер с помощью русских плотников, построил в Нижнем Новгороде военное судно «Фридрих», которое добралось по Волге до Каспийского моря, но, правда, тут же и затонуло у берегов Дагестана. Этот неудачный опыт, однако, не обескуражил Алексея Михайловича. Поскольку голштинцы оказались не на высоте своего дела, новых корабельных мастеров выписали из Голландии — признанной морской державы своего времени.

В 1667 году в селе Дединове на Оке, по соседству с Коломной, была заложена верфь, в распоряжение которой были отданы леса в Вяземском и Коломенском уездах, а также тульские литейные заводы. И уже в сентябре 1668 года на воду сошла первая русская эскадра, состоявшая из одного 22-пушечного корабля «Орел», яхты, двух шлюпок и одного челнока. Прибывший из Амстердама с 14 человеками экипажа капитан Давид Бутлер принял начальство над новой эскадрой.

Перед Бутлером была поставлена задача уничтожить пиратство у берегов Каспийского моря. Осенняя непогода задержала отплытие эскадры на юг. Только в следующем 1669 году переправленный на Волгу «Орел» наконец бросил якорь на Астраханском рейде. К несчастью, вскоре Астрахань была захвачена разинскими ворами, и красавец «Орел», подожженный по приказу Стеньки, сгорел дотла вместе со всей эскадрой. В следующий раз русская эскадра славного шкипера Питера прорвалась к южным морям только спустя 28 лет, но зато теперь уже — навсегда.

Внешняя политика и итоги царствования

В царствование Алексея Михайловича Россия, хотя и сотрясаемая бесконечными бунтами и внутренними неурядицами, тем не менее достигла больших успехов во внешней политике. Можно сказать, что тишайший царь вернул Московскому государству звание великой державы, утерянное со времен Великой Смуты.

Исторически самым важным внешнеполитическим вопросом того времени был вопрос о Малороссии, как в то время называли Украину. В 1648 году казачий сотник Богдан Хмельницкий поднял Запорожье против Речи Посполитой. Его дружно поддержало украинское крестьянство, восставшее против своих господ — польских панов. Образовалась грозная сила, с которой Хмельницкий в каких-нибудь полгода изгнал поляков из всей страны. Но поляки быстро оправились от неожиданности и перешли в контрнаступление, нанося казакам одно поражение за другим. Хмельницкому, поначалу мечтавшему о независимой Украине, не оставалось ничего другого, как ударить челом московскому государю с просьбой принять Украину под его высокую руку. В 1654 году присланные на Украину московские послы приняли от казаков присягу на верность московскому царю. В последовавшей затем затяжной русско-польской войне русским войскам удалось вернуть еще и Смоленск. С этих пор Москва перехватила у Польши наступательную роль и стала последовательно добиваться возвращения западнорусских областей.

В конце 60-х - начале 70-х годов XVII века состоялось первое серьезное столкновение России с Турцией. Огромное войско турецкого султана при участии крымской орды и изменившего украинского гетмана Дорошевича попыталось овладеть присоединенными к Москве украинскими землями, но было остановлено храброй обороной пограничных крепостей.

На востоке русская колонизация, перевалившая за Урал еще в конце XVII веке, ушла далеко в глубь Сибири. Русские первопроходцы, а за ними государевы стрельцы и воеводы, вышли к Амуру, проникли за полярный круг и достигли берегов Берингова пролива. Впервые была установлена русско-китайская граница и налажены дипломатические отношения с великим восточным соседом.

Вообще приезды различных иноземных послов стали тогда привычным явлением в Москве. Да и сами московские послы зачастили ко всевозможным европейским дворам, добравшись до Парижа, Лондона, столиц итальянских государств и даже до далекого Мадрида. Никогда прежде русская дипломатия не выходила на такое широкое поприще.

К концу царствования Алексея Михайловича Русское государство добилось впечатляющих успехов. Оно отбилось ото всех внешних врагов, заключило мирные договоры с Польшей, Турцией, Швецией и приросло не менее чем семьюдесятью тысячами квадратных километров украинской и сибирской землицы. У страны, развивавшейся такими темпами, впереди было грандиозное будущее.

Алексей Михайлович умер от сердечного приступа в январе 1676 года, всего 47 лет от роду.

ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

2011 История Выпуск 2 (16)

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ РОССИИ

УДК 930Л(091):94(470+571)”17/19”

ЦАРЬ АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ НИКОЛАЕВСКОГО ВРЕМЕНИ (1825-1855 ГГ.)

О. В. Грекова

Предпринимается попытка исследовать основные версии историографии периода царствования второго Романова в отечественной исторической мысли Николаевского времени.

Эпоха Алексея Михайловича привлекала профессиональных историков, видевших в нем центральную фигуру Московского государства XVII в.

Ключевые слова: историография, Московское государство, реформы, власть, общественная мысль.

Отечественная историография первой половины XIX в., как и всего столетия, отличалась позитивистской наивностью: историки верили, что можно описывать «как это было на самом деле». Для исторической мысли Николаевского времени характерно стремление осмыслить специфику исторического развития России в рамках «теории официальной народности», основой которой считалась формула С. С. Уварова «православие, самодержавие и народность», предложенная в докладе Николаю I в 1832 г.

В отечественной историографии второй четверти XIX в. появляются новые аутентичные документы XVII в., связанные с жизнью и деятельностью царя Алексея Михайловича. Именно этот факт вызвал у историков Николаевского времени профессиональный интерес к личности второго Романова.

Цель настоящей статьи заключается в выявлении историографических особенностей изучения жизнедеятельности второго Романова в период Николаевского тридцатилетнего царствования. В работе рассматриваются только основные обобщающие труды историков по указанному периоду.

Ранним исследованием, полностью посвященным времени Алексея Михайловича, является монография В. Н. Берха [Берх, 1831]. Автор служил в Адмиралтейском департаменте и занимался исследованием истории флота и географических открытий. В 1828 г. Николай I официально утвердил его историографом русского военно-морского флота. Военный историк прославился, написав книгу об Алексее Михайловиче, которая вошла в трилогию о царствовании первых Романовых. Данное исследование имеет эмоционально-панегирический характер и основано, скорее, на пересказе источников, чем на их анализе. Все события описаны в хронологической последовательности, но встречается много фактических ошибок, которые автор объясняет тем, что «отечественных материалов, к царствию сему относящихся, весьма мало» и ему пришлось использовать лишь «рукописи и весьма редкие иностранные книги» [Берх, 1831, с. 17].

Вторым исследованием, появившимся в конце царствования Николая I и посвященным правлению Алексея Михайловича, является книга профессора Дерптского университета П. Е. Медовикова [Медовиков, 1854]. Он так же, как и Берх, использовал далеко не весь арсенал опубликованных источников при создании своего труда. Целью автора было оценить историческое значение эпохи царя Алексея Михайловича, осмыслить ее, прибегнув к экскурсу в прошлое - Московскую Русь в XV - начале XVII в. Медовиков, как в дальнейшем и С. М. Соловьев, основное внимание уделил внешнеполитическим событиям периода. Внутреннему развитию России посвящены пять меньших по объему глав. В них автор обобщил выводы своих предшественников о России XVII в. Н. Г. Чернышевский считал взгляды автора общепринятыми, не подлежащими спору. Он видел достоинства работы лишь в добросовестности историка, отказе от стремления «придумывать новые воззрения» [Чернышевский, 1854, с. 410]. Медовиков, как и Соловьев, являлся последователем «скептической школы» в историографии XIX в.

В 1846-1847 гг. Соловьев посвятил правлению первых трех Романовых спецкурс, а впоследствии царствование Алексея Михайловича он осветил в статье в журнале «Современник» [Соловь-

© О. В. Грекова, 2011

ев, 1852]. Автор практически полностью опубликовал, часто впервые, различные источники. Можно условно выделить три аспекта в создании образа царя Алексея Михайловича, которым уделил внимание Соловьев: биография, характеристика личности и деятельность царя. Первые два специально выделены в начале статьи, политическая роль второго Романова просматривается в контексте описываемых событий.

Огромный вклад в историческое осмысление и археографическое исследование правления второго Романова, его личностных качеств и особенностей мировоззрения внес И. Е. Забелин. Творчество Забелина во второй четверти XIX в. следует рассматривать в рамках критического направления исторической науки. Первая, написанная еще в 1840 г., работа историка, посвящена одному из важнейших элементов годового жизненного цикла государей XVI-XVII вв. - троицким походам. По сути, в ней описан поход Алексея Михайловича 1675 г. [Забелин, 1847].

Небольшие статьи Забелина в середине XIX в. были опубликованы в журнале «Москвитянин» [Забелин, 1850]. Тематика работ связана с русской жизнью XVII столетия. Эти работы стали основой для написания более значительного труда Забелина [Забелин, 1852], опубликованного в журнале «Современник». В нем автор сочетает элементы портретной характеристики Алексея Михайловича, источниковедческого анализа писем и археографической критики издания П. И. Бартенева [Бартенев, 1856]. Цель работы - дать личностную характеристику второго Романова. Забелин считал первостепенно важным источником эпистолярный труд царя Алексея Михайловича. Он справедливо полагал «Собрание писем» далеко не полным изданием того, «что писал когда-либо Алексей Михайлович» [Забелин, 1852, с. 203].

Ценность издания историка, литературоведа, издателя Бартенева в том, что в нем впервые были собраны письма царя Алексея Михайловича. Публикуемые источники систематизированы и снабжены предисловиями. Большой интерес представляют комментарии к письмам, где объясняются многие термины, имена, условия их написания. Стремление Бартенева собрать и прокомментировать уже напечатанные источники стало причиной кажущейся неполноты и беспринципности сборника, за что его отрицательно оценил Забелин. Тем не менее факт публикации Бартеневым писем стал событием в научной жизни России середины XIX в.

В 1854 г. появилась интересная работа профессора Харьковского университета А. П. Зернина [Зернин, 1854]. Историк был сторонником и последователем В. Н. Устрялова. В отличие от других исследователей, жаловавшихся на нехватку источников, он отмечал: «При настоящем богатстве материалов отечественной истории мы имеем возможность подробнейшим образом представить не только государственную деятельность царя Алексея Михайловича, но также наглядно изобразить царя в его частных отношениях» [Там же, с. 41].

Важно, что в очерк включены только те данные об истории царствования Алексея Михайловича, которые относятся к его личности. Другой новый и важный аспект работы - характеристика Алексея Михайловича через его взаимоотношения с приближенными. Статья Зернина имела большое значение не только для развития историографии личности царя Алексея, но и для привлечения внимания к изучению исторических фигур наряду с политическими событиями. Сам автор так писал об этом: «Хотя мой очерк имеет частный интерес, все же нельзя не согласиться в том, как много выигрывает история от изображений подобного рода. Собирая в одно место свидетельства о свойствах и наклонностях лиц, имеющих обширное историческое значение, мы многое разъясняем себе при изложении самих политических событий» [Там же, с. 71].

Во второй четверти XIX в. появились новые учебные пособия по истории. Учебники, своеобразное зеркало историографической ситуации, концентрировали внимание на разнообразных аспектах деятельности царя Алексея Михайловича, обозначенных в общеисторических работах. Одно из таких учебных пособий было написано адъюнктом истории Царскосельского лицея И. К. Кайдановым. Его труд являлся «руководством при первоначальном изучении Российской истории» [Кайданов, 1838].

Другой историк, профессор Петербургского университета, академик Санкт-Петербургской Академии наук В. Н. Устрялов [Устрялов, 1842] в 1830-е гг. опубликовал курс лекций «Русская история» в качестве учебного пособия для студентов. Учебные пособия Устрялова были официальными и единственными учебниками по истории, именно по ним осуществлялось обучение вплоть до 60-х гг. XIX в. Научное творчество Кайданова и Устрялова отражало общие тенденции развития историографической науки 20-40-х гг. XIX в. в рамках критического направления.

Перейдем к характеристике содержания основных работ по заявленной теме.

Факт рождения Алексея Михайловича изучали только Зернин и Берх, ссылаясь на «Дворцовые разряды», где указана дата рождения - 10 марта 1629 г. по старому стилю. По новому стилю наследник Михаила Федоровича Романова появился на свет 19 марта 1629 г. Зернин видел в этом событии государственный смысл, поскольку Михаил Романов сразу отправил посланников к боярам, дворянам и иностранным посольствам с вестью о рождении наследника. Берх же просто называет имена родителей и крестителя, не придавая данному событию политической окраски. Другие историки Николаевского времени не считали нужным даже упоминать эту дату и начинали описание личности второго Романова с его восшествия на престол в 1645 г.

В своем очерке Зернин отмечал, что «особых свидетельств о воспитании и детстве царевича нет» [Зернин, 1854, с. 44], по его мнению, он воспитывался так же, как и все царские дети в XVII в. При этом автор ссылался на канонический труд современника Алексея Михайловича Г. Котошихина. В отличие от других исследователей Николаевского времени Забелин считал образованность царя результатом не только чтения, но и общения с патриархом Никоном. Царь «обладал вполне старинною книжностью, так как знания о естественных науках на тот период времени были в разряде сказок и былин» [Забелин, 1852, с. 342].

Берх вообще не описывал детские годы Алексея Михайловича, поэтому мы не можем судить о воспитании царя. Более конкретно характеризовал его Устрялов: «Воспитание было ограничено: по крайней мере многие из них, еще до вступления на престол, достигли зрелых лет, принимали деятельное участие в государственных делах и опытом заменяли науку» [Устрялов, 1842, с. 131]. Мнения историков совпадали лишь в том, что участие царевича в придворных церемониях, беседах с иностранцами, приемах являлось одним из элементов воспитания того времени. Как ни странно, ни один из историков не раскрывал роль Михаила Федоровича в воспитании сына.

Церемония венчания на царство Алексея Михайловича описана Берхом и Медовиковым, однако авторы говорят о ней совершенно по-разному. Берх сосредоточил внимание на речи царя и рисовал образы первых двух Романовых. Так, по мнению историка, Алексей Михайлович, законный преемник династии Рюриковичей, в торжественной речи, описывая положение России, переходил прямо от царя Федора Иоанновича к Михаилу Федоровичу, игнорируя царей Смутного времени. Первый Романов в этом случае был более умеренным: когда ему предлагали убрать гроб царя Бориса Федоровича из усыпальницы царей российских, он ответил: «Борис был враг моему роду, но он был царь русский» [Берх, 1831, с. 30], а гроб царя Василия Шуйского поставили рядом с гробами других царей России. Исходя из этого поступка можно сделать вывод, что Михаил Романов был более благосклонным к своим предшественникам.

Медовиков описывал не венчание на царство Алексея Михайловича, а процесс принятия присяги на верность царю от ближайших родственников до простого народа. Автор обращал внимание на усложнение обряда присяги. Применение термина «собрание», а не «избрание», как это было в 1613 г., он считал признаком утверждения нового династического права. Не ясно следующее: был ли собор, избравший Алексея Михайловича на царство? Прямых указаний источников Николаевского времени на проведение такого собора нет, но подобная практика существовала в предыдущие эпохи. В современной историографии процедуре возведения на престол царевича Алексея Михайловича посвящена, в частности, статья О. Е. Кошелевой [Кошелева, 1999]. По ее мнению, присяга была организована быстро, а самого Собора в 1645 г. не было.

В историографических трудах Николаевского времени значительное внимание уделялось характеристике личности воспитателя царя - боярина Б. И. Морозова. Зернин опровергал устоявшееся мнение о корыстолюбии боярина, собрав мнения о Морозове как иностранных, так и отечественных современников. Первым из иностранцев о воспитателе царя Алексея Михайловича упоминал датский принц Вольдемар. Во время своего пребывания в России он отмечал, что Морозов имел силу еще при дворе царя Михаила Федоровича, а также расположение царевича. Другой иностранец, Адам Олеарий, изображал Морозова честолюбцем, стремившимся к усилению и утверждению своей власти. Негативное отношение к этому деятелю, по мнению Зернина, сложилось благодаря Н. М. Карамзину, обосновывавшему свои выводы, ссылаясь только на сведения Олеария. Зернин же, в свою очередь, полагал: «При современных требованиях отечественной истории странно было бы делать приговор о ком бы то ни было на основании одних только иностранных известий, не пересмотрев сначала отечественных материалов» [Зернин, 1854, с. 50].

С точки зрения Зернина, верить иностранным источникам можно частично, а вот Котошихи-ну, написавшему фундаментальный труд о царствовании Алексея Михайловича, и Ф. М. Ртищеву, близкому человеку боярина, несомненно, можно. Забелин пытался объяснить, почему Зернин опровергал утвердившееся отрицательное отношение к Морозову. По мнению Зернина, «воспитанник его имел высокие качества души, следовательно, должен иметь такие же высокие качества души, какими славился воспитатель» [Там же, с. 49]. В этом полемическом споре Зернин остался в меньшинстве, так как историки Николаевского времени придерживались негативного отношения к боярину Морозову, выделяя главный его порок - корыстолюбие.

Из близких людей, с которыми общался царь Алексей Михайлович, вызывал интерес историков патриарх Никон. Зернин уделял значительное внимание биографии патриарха, ссылаясь на данные, приводимые его биографом И. К. Шушериным в «Житии патриарха Никона».

Отношения царя с патриархом формально можно разделить на два периода: до ссоры и после нее. Первый период отношений был наполнен уважением и восхищением со стороны царя. Подтверждением этому служит, по мнению историков Забелина и Зернина, переписка, в которой царь называл своего любимца «великим солнцем сияющим» [Там же, с. 60], «наставником души и тела» [Там же, с. 61]. Из переписки видно, что царь Алексей Михайлович отвел патриарху роль советника, а также друга семьи, на эти аспекты взаимоотношений царя и патриарха обращает внимание Медовиков: «Во время похода оставлял царскую семью на попечение Никона, и государст-во...Царь даровал патриарху титул «Великого Государя», которым именовался Филарет Никитич» [Медовиков, 1854, с. 195].

После возвращения из военных походов царь застал в Москве «другого великого государя» -Никона. Основа конфликта между царем и Никоном представлена как столкновение двух сильных по духу личностей, стоящих у власти. Однако Медовиков не придал значения данному утверждению, понимание этого пришло уже к Соловьеву.

Второй период взаимоотношений царя и патриарха, по мнению Медовикова, начался с зарождения конфликта, но историки Николаевской эпохи не могут назвать точной даты этого. Главной причиной конфликта все историки считают влияние отрицательного мнения окружающих о Никоне. Медовиков видел одного из недругов патриарха в боярине Морозове, который опасался влияния «неблагонамеренных людей». Данные о том, что Морозов устраивал «козни» против патриарха, не приводятся, наверное, потому что их нет. Под «неблагонамеренными людьми» [Там же, с. 194] подразумевались старообрядцы, которые появились в результате реформы Никона и подвергались гонениям со стороны церкви. Кайданов возмущался поведением Никона и характеризовал царя как мудрого правителя, пытавшегося сохранить хорошие отношения с Никоном, но самовольный патриарх решил покинуть паству. Устрялов, наоборот, перечислял заслуги патриарха перед церковью и перед народом. Подводя итоги деятельности Никона, он писал: «Не вводя ни наук, ни искусств, исправляя только старое, он давал лучшее направление главным условиям гражданственности» [Устрялов, 1842, с. 122].

На протяжении всего правления Алексея Михайловича время от времени на передний план выходили отношения царя с близким окружением: Н. И. Одоевским, А. И. Матюшкиным,

А. С. Матвеевым, А. Л. Ордин-Нащокиным. Зернин выделил такие черты личности царя, как простота и искренность, которые ярко раскрылись в общении с князем Одоевским. В подтверждение этого он привел описание смерти сына князя и деятельное участие царя в организации похорон и утешении близкого друга.

Отношения с Матюшкиным сложились, как утверждал Зернин, с детства. Автор перечислял несколько писем, пояснив, что они «очень разнообразны по содержанию и относятся к разным периодам его жизни» [Зернин, 1854, с. 67]. Поэтому можно сделать вывод: переписка царя с Матюш-киным была постоянной, а значит, необходимой и важной для царя.

Медовиков, характеризуя дипломатическую деятельность в эпоху Алексея Михайловича, описывал ее ярких представителей - Ордин-Нащокина и Матвеева. Он уделил особое внимание причинам ухода Ордин-Нащокина с государственной службы и возвышению Матвеева, полагая, что у первого было большое количество завистников, но второй в их число не входил. Забелин опровергал это мнение, утверждая, что все окружение царя было корыстолюбивым, в том числе Ор-дин-Нащокин и Матвеев. Свое мнение историк считал неопровержимым, так как данный факт «засвидетельствован не только иностранными, но и русскими источниками, например, Котошихиным»

[Забелин, 1852, с. 338].

Правление второго Романова историки относят к допетровской Руси, в которой господствовали патриархальные понятия и одним из важных событий являлось вступление царя в брак. Зернин писал о необходимости вступления в брак Московских монархов с иностранками, приводил примеры поиска невест царями Иваном Грозным и Михаилом Федоровичем. Проблема несостояв-шихся браков, по его мнению, заключалась в «отчужденности Московского государства» [Зернин, 1854, с. 51], под которой, наверное, понимались расхождения в религиозных взглядах. Сам историк не комментировал это.

Очень большое внимание Зернин уделил датскому посольству Вольдемара по случаю переговоров о заключении брака с царевной Ириной. Зернин сожалел, что брак так и не был заключен из-за нежелания изменить веру какой-либо из сторон. Для исследователя сближение российских монархов с иностранными дворами было важно, поскольку служило политическому возвышению государства. Никто из первых Романовых так и не смог вступить в такой брак, поэтому царскую невесту выбирали, как правило, из дворянской среды, желательно незнатного происхождения.

Медовиков и Берх объясняли выбор первой жены царя Алексея Михайловича влиянием боярина Морозова. Берх дал характеристику роду Милославских с того момента, как Морозов «заимел на него долговидные планы» [Берх, 1831, с. 43]. Зернин же приводил в защиту Морозова сведения, полученные Котошихиным, и утверждал, что «нет прямых несомненных улик против Морозова в деле с дочерью Рафа Всеволожского. Но если нет повода обвинять его здесь, то нет оснований приписывать его дальновидному расчету выбор в невесты царю дочери Ильи Милославского» [Зернин, 1854, с. 52]. Второй брак царя интересен был только Берху. Описание брака практически сводится к перечислению качеств, которыми обладал царь, - добродетельности и справедливости. По мнению историка, справедливость монарха заключалась в сохранение местничества.

Историков второй четверти XIX в. интересовали также мировоззрение и личность царя Алексея Михайловича, поскольку Берх, Зернин и Забелин впервые поставили вопрос личностной характеристики царя, реалистичного описания его внешности, эмоций. Некоторые из их положений стали хрестоматийными: «.особого замечания заслуживает внимание царя Алексея Михайловича к родным сестрам» [Забелин, 1852, с. 338], «.любя во всем порядок и желая привести в систему, написал сам соколиный устав» [Там же, с. 350]. Берх попытался дать характеристику личности царя в связи с его внешностью: «Характер его соответствовал сей пригожей наружности. Хотя он был монарх самодержавный, но наказывал только по одной необходимости, и то с душевным прискорбием» [Берх, 1831, с. 26]: «.был очень вспыльчив и в минуты гнева давал волю рукам своим, но не был злопамятен» [Там же, с. 29].

Важным для указанной темы является очерк Зернина, в который включены «только те данные из истории царствования Алексея Михайловича, которые относятся собственно к его личности, начиная с того времени, когда он впервые выступает из уединенного терема на обширное поприще» [Зернин, с. 42]. Автором дана характеристика Алексея Михайловича через его взаимоотношения с приближенными сановниками. «Изображая Морозова и Никона в их частных отношениях к царю Алексею Михайловичу, мы видели прочные доказательства прекрасных свойств его» [Там же, с. 63]. Эти «свойства» - «простота», «искренность».

Забелин составлял портретные характеристики на основе источниковедческого анализа писем. Искренность Алексея Михайловича в описании посмертных изменений в патриархе Иосифе -показатель того, что автор таких строк «не мог принадлежать к числу людей, которые скрывают действительно живое лицо» [Забелин, 1852, с. 329]. Письма представляли царя как «нежного друга, способного на горячую привязанность». Милосердие - «преобладающая черта в характере Алексея Михайловича» [Там же, с. 331]. Оно находило выражение в любви к нищим, человеколюбии, милостивом снисхождении к людям. «Самая страсть к соколиной охоте служит также верной характеристикой благородных направлений его вкуса» [Там же, с. 333].

Жалованная грамота Ордин-Нащокину в 1658 г., фрагмент которой приводит Забелин, наводит автора на мысль, что государь высоко ценил прежде всего нравственные достоинства человека, «а затем уже верного и радетельного слугу» [Там же, с. 209]. Царь облекал свои отношения к людям «в чувство дружелюбия и родственности». Но милосердие царя нельзя назвать неразборчивым, для его определения Забелин применил особый термин - «разумное милосердие» [Там же, с. 333].

Чувство правды - одно из основных в характере царя, причем это не просто «умозрительная»

правда, она «в высшей степени деятельная, практическая» [Там же, с. 335]. Другой элемент мировоззрения - «сознание долга» - «явилось у Алексея Михайловича в той строгой чистоте, в той святости, которая высоко ставит царя над его современниками» [Там же, с. 338], главным качеством которых была корысть.

Впервые в статье Забелина затрагивался вопрос об эстетических взглядах второго Романова: «Он любил стройство, урядство не только потому, что оно уставляет и объявляет красоту и удивление (удивление - то же самое, что у нас изящество).» [Там же, с. 339]. Также впервые в русской историографии отмечена роль Алексея Михайловича в организации царского двора, формировании канонов придворной культуры. «Царский дворец и двор получили при нем совершенно иной вид: иностранцы неоднократно высказывали свое изумление при виде того великолепия, каким окружал себя московский царь» [Там же].

Личность и взгляды царя Алексея Михайловича представлены другими авторами очень скудно. Практически ничего не сказано о роли государя в описываемых событиях. Медовикова интересовала особая набожность царя, создание им придворного театра. Таким образом, он ничего нового не внес в историографию личности Алексея Михайловича. Причина этого - в источниковедческой позиции автора. Он считал, что по причине угасания летописания XVII столетие «представляет.слишком мало исторических памятников» личного происхождения [Медовиков, 1854, с. 4].

Разнообразные виды увлечений царя говорят о его разносторонних интересах, но особое место среди них принадлежит соколиной охоте. Большое внимание в своем труде Зернин уделял описанию царской охоты, особенно соколиной, ссылаясь на Котошихина и Мейерберга. В частности, его интересовало, на каких зверей охотились и каким образом их доставляли в места, где проводилась охота.

Зернин придерживался того мнения, что соколиная охота для царя являлась потехой, с ним был солидарен и Медовиков, хотя и ссылался на другой исторический источник XVII в. - «Дворцовые разряды». Опровергал это мнение Забелин. Он утверждал, что соколиная охота - занятие благородных людей, требующее от них знания дела. В качестве подтверждения своей точки зрения он приводил письма царя к Матюшкину, в которых царь давал «точные указания, как вести заботу о птицах, учить и наблюдать.» [Забелин, 1852, с. 333].

Берх не касался самой процедуры соколиной охоты, его больше интересовал вид царских соколов, описанный Мейербергом. Интересен один нюанс, который отмечал автор: «.помимо охоты царь один ходил на медведя» [Берх, 1831, с. 240]. По очевидным причинам это сообщение вряд ли может быть истинным, так как в случае гибели царя было возможно повторение Смутного времени, что было бы крайне нежелательно.

При Алексее Михайловиче соколиная охота представляла собой систему церемоний в виде «Урядника сокольничего пути» [Бартенев, 1856, с. 87-138]. К сожалению, только Забелина заинтересовал этот труд. Он провел текстологическую работу, установив литературные источники, использованные царем, исследовал отдельные терминологические, исторические особенности документов и пришел к выводу, что авторы «Урядника» опирались на существовавшие чиновники, в частности на «Чин поставлення митрополита Иосифа 1539 г.» [Забелин, 1852, с. 365].

Кроме того, Забелин не согласен с П. А. Бессоновым, выделявшим в «Уряднике» деятельную и умозрительную части, считая, что «“Урядник” попросту делится на предисловие, или введение, и описание обрядов» [Там же, с. 361]. Забелин абсолютно уверен в авторстве предисловия «Урядника»: «.охотник-царь, без сомнения, сам же и составлявший это предисловие», часть из него «он приписал своей рукой» [Там же, с. 362].

Что касается выражения из «Урядника» «Делу время и потехе час» [Там же], то Забелин не верил, что царь отдавал потехе всего лишь час. «Час» в данном случае - синоним слова «время». В этих словах выражена мысль о том, что всему свое время: и делу, и потехе. Правда, несколько ранее в своей работе Берх давал подобную расшифровку этого выражения, называя царя мудрым.

Следует отметить, что XVII в. был временем культа сакральных качеств и явлений. В этой связи важно рассмотреть составляющие придворного быта, способствующие обособлению, сакрализации личности царя. Охота была одним из способов сакрализации монарха, демонстрации его «инаковости». При царе Алексее Михайловиче соколиная охота была оформлена юридически, отделена от зверовой и подчинена Приказу тайных дел.

Обращает на себя внимание огромное значение, которое придавалось охоте: особые государственные поручения сокольникам, совершение охот во время военных и богомольных походов, система наград и наказаний, связанных с охотой, количество времени (часто царь проводил на охоте целые световые дни) и личное внимание, которое занимала охота. Царские птицы дарились как высшая награда за выдающиеся достижения в государственной деятельности. Берх приводит следующий пример: «.четыре кречета были подарены Н. И. Одоевскому за заключение договора с Польшей об избрании Алексея Михайловича на польский престол после смерти Яна Казимира» [Берх, 1831, с. 242].

В правлении Алексея Михайловича Зернин выделил два периода, «характер которых существенно различен» [Зернин, 1854, с. 42]: до войны с Польшей (преобладание внутренних дел) и после (преобладание внешних). Другие историки сохраняли традиционное деление: деятельность царя в начале и в конце правления. Дискуссии у историков начинались с вопроса: царь правил в начале своего царствования сам или вместо него это делал Морозов? Первое мнение разделяли Зернин и Берх. В частности, Зернин писал: «В первую половину царствования Алексей Михайлович принимал деятельнейшее участие в делах государственных» [Там же, с. 56].

Берх начинал описание правления царя с момента решения им вопроса, который не смог решить царь Михаил Федорович Романов. Речь идет о выдаче замуж царевны Ирины за датского принца Вольдемара. Вторым важным политическим действием было составление нового торгового закона, в соответствии с которым иностранные купцы были ограничены в торговле на территории России, в свою очередь это привело к стабилизации русской казны. Подводя итог началу правления царя Алексея Михайловича, историк называл его реформы мудрыми.

Противоположного мнения придерживались Устрялов и Медовиков. Первый сравнивал начало правления Алексея Михайловича с правлением беспечного Федора Иоанновича, отмечая, что «юный царь мало занимался делами государственными» [Устрялов, 1842, с. 120], а Морозов заменил на время царя и «хотел быть вторым Годуновым» [Там же]. Второй пояснял, почему Алексей Михайлович не мог править вначале самостоятельно и достойно: «царю не доставало твердости и опытности, свойственных летам более зрелым», и «судьба не подарила ему руководителя, какого имел юный Михаил в Филарете Никитиче» [Медовиков, 1854, с. 53].

В историографии Николаевского времени историки значительное внимание уделяли внешнеполитической деятельности монарха. Медовиков выделил в ней три направления, интересующие авторов второй четверти XIX в.: 1) отношения с Польшей и Швецией, 2) мирные отношения с европейскими странами, 3) безопасность границ. И это действительно соответствует тому материалу, который отражен в трудах многих историков.

Внешняя политика Алексея Михайловича, с точки зрения Устрялова, подобна политике Дмитрия Донского и Иоанна III. Его перу принадлежит описание войны со Швецией. Устрялов выделил три этапа в войне: первый - победа Швеции и поражение русских войск в результате местничества и введение медных денег; второй - ведение в течение трех лет переговоров, не позволивших прийти к соглашению; третий - подписание мирного договора в 1661 г.

Присоединение Малороссии к России описано Берхом в хронологической последовательности. Медовиков посвятил этой теме значительную часть своей работы. Он выделил три этапа в указанном процессе: первый - решение вопроса о присоединении Малороссии в царствование Михаила Федоровича; второй (1645-1654 гг.) - мирное признание подданства; третий - утверждение новых приобретений оружием. По мнению историка, «.царствование Алексея Михайловича - важная эпоха, при нем последовало присоединение Малороссии» [Медовиков, 1854, с. 64].

В правление Алексея Михайловича европейские страны искали союза с Московией, при этом каждая преследовала свои цели. России необходимо было утвердиться на международной арене и участвовать в политической жизни Европы. Поэтому дипломатические отношения занимали важное место в монографиях о времени Алексея Михайловича. Например, Берх перечислил те страны, с которыми Россия имела посольские дела: Англия, Голландия, Франция, Испания, Австрия, Китай, Грузия. Этот список можно дополнить Данией, Венецией, Тасканией, по сведениям другого историка - Медовикова, который в отличие от Берха выделил мирные отношения в отдельную главу, объясняя это тем, что «отношения с иностранными державами во второй половине XVII века становятся все многочисленней» [Там же, с. 145]. Достоинство его работы заключалось еще и в том, что он характеризовал отношения не только с западными странами, но и с восточными - Турцией,

Персией, Индией и Китаем. Берх же ограничился анализом отношений только с Китаем. Московское посольство в него было неудачным, хотя историк утверждал, что к русскому государству китайские сановники и император стали относиться с уважением, так как «русские отказались от выполнения тех унизительных обрядов, которых от них требовали китайские вельможи» [Берх, 1831, с. 91]. Медовиков рассматривал переговоры с Китаем с политической точки зрения и признал посольство неудачным, так как в результате него пришлось «в течение 20 лет отношения с Китаем производить только от сибирских начальников» [Медовиков, 1854, с. 156]. Историк констатировал также факт неудачного посольства в Индию, правда, причин не назвал.

Одной из особенностей историографии Николаевского времени является отсутствии материала о заимствовании и использовании иностранных знаний для развития просвещения в России. Складывается впечатление, что Алексей Михайлович не ставил перед собой такую задачу, что странно, так как царя многие историки называли «просвещенным монархом».

Третье направление во внешней политике Алексея Михайловича обычно сводилось историографами к покорению южных и сибирских народов. Ни один из историков не обратился к данной теме, есть лишь беглое упоминание о достижениях С. Дежнева, Е. Хабарова, отрывочные сведения о покорении башкир, калмыков.

Внутренняя политика Алексея Михайловича рассматривалась историками второй четверти XIX в. через призму финансовой, законодательной и военной реформ. Например, Медовиков называл этот период финансовым кризисом. По его мнению, выступление народа против медных денег было спровоцировано боярином Морозовым, однако другого мнения придерживался Берх, приводя доказательства влияния иностранных купцов на недовольство масс.

Законодательная реформа представлена историками отрывочно, и, только объединив все имеющиеся сведения о реформе, можно получить относительно ясную картину ее. В частности, Кайданов полагал, что «.после бунта впечатленный царь осознал необходимость создания правосудия» [Кайданов, 1838, с. 33]. Устрялов описал процесс создания Соборного уложения, заключающегося, по его мнению, в исправлении и дополнении прежних законов. Медовиков же считал, что «в дальнейшем Алексей Михайлович дополняет новыми указами Уложение» [Медовиков, 1854, с. 164]. Таким образом, ни один из историков полного описания Соборного уложения 1649 г. так и не представил.

Военная реформа также была кратко изложена, как первая попытка создания флота и армии на европейский манер. Медовиков, Берх, Устрялов отдают главную роль в деле формирования первого варианта отечественного флота Ордин-Нащокину. По их мнению, фигура царя в решении этого вопроса была второстепенной, он задумывался о флоте, но не ставил перед собой цель его создания.

Подводя итоги внутренней политики Алексея Михайловича, отметим следующее: историки Николаевского времени не считали, что царь заложил основу для реформ Петра I. По их мнению, он правил по старым утвердившимся принципам, за рамки которых не стремился выходить.

На основе исследования можно выделить особенности историографии Николаевского времени:

В отечественной историографии появились первые монографические работы, посвященные личности, деятельности царя Алексея Михайловича. Исследования Николаевского периода носили, безусловно, научный характер, но скорее всего не соответствовали тем целям, которые ставили перед собой сами авторы. Принципиально нового в этих сочинениях ничего нет, историки только обобщили ранее известные факты. Значение такого рода произведений заключается в создании основы для фундаментальных работ титанов русской исторической мысли - С. М. Соловьева,

В. О. Ключевского, С. Ф. Платонова;

В отечественной историографии появились публикации отдельных царских писем. Так, П. А. Муханов издал сборник исторических документов, среди которых двадцать два письма царя Алексея Михайловича к стольнику Матюшкину. Именно на основе этих писем создавались многие исторические работы Николаевского времени. Изучение переписки позволило историкам составить частичный психологический портрет второго Романова;

В отечественной историографии все исследования отличались неполнотой сведений. Историки использовали преимущественно материалы современников царя Алексея Михайловича, как российских, так и иностранных: Котошихина, Олеария, Мейрберха, Коллинса и др. А современники любой эпохи были склонны преувеличивать достижения правителя, что приводило к искажению исторической реальности. Аутентичные же документы XVII в., опубликованные во второй четвер-

ти XIX в. в Актах Археографической экспедиции [Акты Археографической экспедиции, 1836, т. 2, 4], Актах исторических [Акты исторические, 1841, т. 2; 1842, т. 5], Дворцовых разрядах [Дворцовые разряды 1612-1700 гг., 1850-1855; Дополнения к Дворцовым разрядам, 1854], к сожалению, исследователи почти не использовали;

Историографические труды были наполнены панегирическими и апологетическими характеристиками. Влияние на историографическую науку также оказал внутриполитический курс государства. Правление Николая I вошло в историю как «апогей самодержавия». Жесткое подчинение правилам и нормам политического курса касалось всех, и в первую очередь исторической науки, поэтому самодержавное достоинство, доброе отношение к людям, любовь к «урядству» имели место во всех исторических трудах;

В российской историографии все исследования содержали фактологические ошибки. Объяснить это можно тем, что историки не владели источниками в том объеме, который необходим для создания полноценных работ. В качестве примера можно привести высказывание Берха о якобы общедоступном театре в правление Алексея Михайловича или утверждение Забелина, что чума 1654 г. помешала России победить Швецию;

Историки Николаевского времени именуют XVII в. архаичным и называют его допетровской эпохой. Авторы рассмотренных работ проводили параллели, сравнивая царя Алексея Михайловича с князьями и царями прошлого, например, с Дмитрием Донским, Иоанном III и Федором Иоанновичем.

Библиографический список

Акты Археографической экспедиции. СПб., 1836. Т. 2, 4.

Акты исторические. СПб., 1841. Т. 2; 1842. Т. 5.

Бартенев П. И. Собрание писем царя Алексея Михайловича с приложением «Уложения сокольничего пути» // Современник. 1856. № 3.

Берх В. Н. Царствование царя Алексея Михайловича. СПб., 1831. Ч. 1.

Дворцовые разряды 1612-1700 гг. СПб., 1850-1855. Т. 1-4.

Дополнения к Дворцовым разрядам. СПб., 1854.

Забелин И. Е. Вербное воскресенье в старину // Москвитянин. 1850. № 8.

Забелин И. Е. Заметки о старинной масленице // Москвитянин. 1850. № 5.

Забелин И. Е. Троицкие походы русских царей. М., 1847.

Забелин И. Е. Царский выход в день Богоявления // Москвитянин. 1850. № 1.

Забелин И. Е. Черты русской жизни в семнадцатом столетии // Современник. 1852. № 3.

Зернин А. П. Царь Алексей Михайлович (историческая характеристика из внутренней истории России XVII столетия) // Москвитянин. 1854. № 14.

Кайданов И. К. Краткое начертание российской истории. СПб., 1838.

Кошелева О. Е. Лето 1645 года: смена лиц на российском престоле // Альманах. Индивидуальное и уникальное в истории. М., 1999.

Медовиков П. Е. Историческое значение царствования Алексея Михайловича. М., 1854.

Соловьев С. М. Обзор царствования Алексея Михайловича Романова // Современник. 1852. № 3, 4. Устрялов Н. Г. Начертание русской истории, для средних учебных заведений. СПб., 1842. Чернышевский Н. Г. Историческое значение царствования Алексея Михайловича. Сочинение П. Е. Медовикова. М., 1854. Т. 2.

19 марта 1629 г. царица осчастливила государя Михаила Федоровича рождением сына. Его назвали Алексеем. На свет появился будущий царь, который сменил на троне своего отца. До пятилетнего возраста Алексей, как и положено царским детям, рос в тереме московского дворца, окруженный многочисленным штатом мамок. В пять лет он был отдан на попечение воспитателя Бориса Ивановича Морозова. С этого времени царевича Алексея стали обучать грамоте. В семь лет Алексея научили писать, а в девять начали обучать церковному пению. Этим, собственно, и закончилось образование. На 14-м году царевича торжественно объявили народу, а через два года, когда умер Михаил Федорович, он уже вступил на царский престол.

По молодости и неопытности новый царь Алексей Михайлович не мог управлять государством, поэтому всеми делами заправлял его воспитатель Борис Иванович Морозов. Только в конце 40-х гг. Алексей Михайлович непосредственно приступает к управлению го-сударственными делами. Произошло это в результате городского восстания в Москве 1648 г., когда государь обещал восставшим отстранить Морозова от дел. Вообще правление Алексея Михайловича нельзя назвать спокойным. Кроме названного уже московского восстания 1648 г., Россия пережила сильные народные волнения в Новгороде и Пскове в 1650 г., в Москве в 1662 г., в 1670—1671 гг. пришлось подавлять бунт Степана Разина на Дону и в Поволжье.

В царствование Алексея Михайловича был составлен кодекс законов русского государства — Соборное уложение,—принятый Земским собором 1648—1649 гг. после восстания в Москве. Соборное уложение оставалось основным законом в российском государстве вплоть до первой половины XIX в.

Алексей Михайлович покровительствовал купечеству, защищая его от конкуренции иностранных купцов. Этому, в частности, способствовали принятые в 1653 и 1667 гг. Таможенный и Новоторговый уставы. Алексей Михайлович вел активную внешнюю политику. Сам участвовал в военных походах. К успехам царя Алексея можно отнести воссоединение Украины с Россией в 1654 г. Одновременно Алексею Михайловичу сопутствует удача в борьбе с турками и татарами за безопасность южных границ русского государства. Попытки же добиться выхода к Балтийскому морю не дали положительного результата.

Не просто складывались семейные дела у Алексея Михайловича. Он был дважды женат. В первый раз он сочетался браком с Марией Ильиничной Милославской. За двадцать один год их совместной жизни у них родилось одиннадцать детей — шесть дочерей и пять сыновей. Однако царевичи были очень болезненны. Двое из них — Дмитрий и Алексей — умерли еще при жизни отца и матери. Через три года после смерти царицы Марьи Ильиничны царь Алексей (в 1672 г.) женился на Наталье Кирилловне Нарышкиной. От этого брака родился будущий царь Петр и еще двое дочерей — Наталья и Феодора. Царю не долго пришлось жить с молодой женой. В 1676 г. Алексей Михайлович умирает, благословив на царство старшего сына Федора, который пробыл на троне всего шесть лет, не оставив после себя ни детей, ни ярких дел.

Литература о царе Алексее Михайловиче достаточно разнообразна, но, к сожалению, в основном она представлена авторами дореволюционного периода. Большая ее часть остается малодоступной для широких читательских кругов. Впрочем, читателя могут выручить книги В. О. Ключевского, С. М. Соловьева, А. Е. Преснякова, К. Валишевского, переизданные уже в советское время.

У В. О. Ключевского и А. Е. Преснякова представлен анализ правления Алексея Михайловича в различных сферах государственной жизни. Одновременно авторы дают подробные описания характера царя. С. М. Соловьев исследует период царствования Алексея Михайловича в строгой хронологической последовательности. Знакомство с работами этого историка позволяет в полной мере ощутить сложность времени, на которое пришлось правление Алексея Михайловича. Здесь и внешние неурядицы, и внутренние, среди которых — бунт Стеньки Разина. При всей схожести в оценках Алексея Михайловича каждый из историков подмечает в нем что-то особенное, что вместе создает достаточно цельное представление о неоднозначной и противоречивой личности царя.

ФАКТЫ И МНЕНИЯ

«В зрелые годы царь Алексей представлял в высшей степени привлекательное сочетание добрых свойств верного старине древнерусского человека с наклонностью к полезным и приятным новшествам. Он был образцом набожности, того чинного, точно размеренного и твердо разученного благочестия, над которым так много и долго работало религиозное чувство древней Руси. С любым иноком он мог поспорить в искусстве молиться и поститься: в великий и успенский пост по воскресеньям, вторникам, четвергам и субботам царь кушал раз в день, и кушанье его состояло из капусты, груздей и ягод — все без масла; по понедельникам, средам и пятницам во все посты он не ел и не пил ничего. В церкви он стоял иногда часов по пяти и по шести сряду, клал по тысяче земных поклонов, а в иные дни по полторы тысячи. Это был истовый древнерусский богомолец, стройно и цельно соединивший в подвиге душевного спасения труд телесный с напряжением религиозного чувства...

В царе Алексее нет и тени самонадеянности, того щекотливого и мнительного, обидчивого властолюбия, которым страдал Грозный. „Лучше слезами, усердием и низостью (смирением) перед богом промысел чинить, чем силой и славой (надменностью)",— писал он одному из своих воевод. Это соединение власти и кротости помогало царю ладить с боярами, которым он при своем самодержавии уступал широкое участие в управлении; делиться с ними властью, действовать с ними об руку было для него привычкой и правилом, а не жертвой или досадной уступкой обстоятельствам...

От природы живой, впечатлительный и подвижной, Алексей страдал вспыльчивостью, легко терял самообладание и давал излишний простор языку и рукам. Однажды, в пору уже натянутых отношений к Никону, царь, возмущаемый высокомерием патриарха, из-за церковного обряда поссорился с ним в церкви в великую пятницу и выбранил его обычной тогда бранью московских сильных людей, не исключая и самого патриарха, обозвав Никона мужиком,... сыном. В другой раз в любимом своем монастыре Саввы Сторожевского, который он недавно отстроил, царь праздновал память святого основателя монастыря и обновления обители в присутствии патриарха антиохийского Макария. На торжественной заутрене чтец начал чтение из жития святого обычным возгласом: благослови, отче. Царь вскочил с кресла и закричал: „Что ты говоришь, мужик, ... сын: благослови, отче? Тут патриарх; говори: благослови, владыко!". В продолжении службы царь ходил среди монахов и учил их читать то-то, петь так-то, если они ошибались, с бранью поправлял их, вел себя уставщиком и церковным старостой, зажигал и гасил свечи, снимал с них нагар, во время службы не переставал разговаривать со стоявшим рядом приезжим патриархом, был в храме как дома, как будто на него никто не смотрел. Ни доброта природы, ни мысль о достоинстве сана, ни усилия быть набожным и порядочным ни на вершок не поднимали царя выше грубейшего из его подданных. Религиозно-нравственное чувство разбивалось о неблаговоспитанный темперамент, и даже добрые движения души получали непристойное выражение. Вспыльчивость царя чаще всего возбуждалась встречей с нравственным безобразием, особенно с поступками, в которых обнаруживалось хвастовство и надменность. Кто на похвальбе ходит, всегда посрамлен бывает: таково было житейское наблюдение царя».

Ключевский В. О.

«Самая наружность царя сразу говорила в его пользу и влекла к нему. В его живых голубых глазах светилась редкая доброта; взгляд этих глаз, по отзыву современника, никого не пугал, но одобрял и обнадеживал. Лицо государя, полное и румяное, с русою бородою, было благодушно-приветливо и в то же время серьезно и важно, а полная (потом чересчур полная) фигура его сохраняла величавую и чинную осанку. Однако царственный вид Алексея Михайловича ни в ком не будил страха: чувствовалось, что не личная гордость царя создала эту осанку, а сознание важности и святости сана, который Бог на него возложил».

Пресняков А. Е. (3, с. 60—61).

«Его взгляды на жизнь и на свет были взглядами безусловна го оптимиста и безсознательного детерминиста. В светских развлечениях, который он себе позволял, в театре или в охоте, он видел лишь полезное и необходимое средство для разгона скуки, так как Бог, думал он, хочет, чтобы люди были веселы, и они его оскорбляют, если предаются неумеренной печали. Он отказывался признавать, что наша жизнь земная является тяжелым испытанием. Перемешивая в определенных дозах и в соответствующем порядке занятия и развлечения, религиозные обряды и удовольствия, мы должны при таком прохождении жизненного пути достигнуть без всякого страдания врат вечности. Гранича с рационализмом и приправленная эпикуреизмом, эта доктрина согласовалась с его очень твердою христианскою верою, так как в его душе царило главным образом примиряющее начало».

Валшиевский К. (1, с. 451—452).

«В начале 1647 года царь задумал жениться, из 200 девиц выбрали шесть самых красивых, из этих шести царь выбрал одну: дочь Рафа, или Федора Всеволожского; узнавши о своем счастьи, избранная, от сильного потрясения, упала в обморок; из этого тотчас заключили, что она подвержена падучей болезни, и несчастную вместе с родными сослали в Сибирь, откуда уже в 1653 году перевели в дальнюю их деревню "Касимовского уезда. Так рассказывает одно иностранное известие; русское известие говорит, что Всеволожскую испортили жившие во дворце матери и сестры знатных девиц, которых царь не выбрал. Другое иностранное известие упрекает в этом деле Морозова, которому почему-то не нравились Всеволожские и который метил на двух сестер Милославских: одну хотел сосватать царю, а другую — себе и таким образом обеспечить себя от соперничества с новыми родственниками царскими... Понятно, что на основании одного иностранного известия нет никакого права обвинять Морозова. По всем вероятностям, подозрение на него пало вследствии того, что через год, 16 января 1648 года, царь женился на Марье, дочери Ильи Даниловича Милославского, а через десять дней после этого Морозов женился на сестре царицы Анне Ильиничне. Зная пристрастие Морозова к иностранцам, зная, что царь уже раз решился на измену старому обычаю, продолжив время траура по отце на целый год вместо сорока дней, многие, как говорят, опасались, что по случаю свадьбы царской приняты будут иностранные обычаи и произойдут перемены при дворе. Опасения не оправдались, иностранные обычаи не были введены, тем, не менее брак царский имел следствием сильное неудовольствие народное».

Соловьев С. М. (4, с. 481).

СОДЕРЖАНИЕ

1. Введение………………………………………………………………………...3

2. Основная часть………………………………………………………………….5

3. Заключение……………………………………………………………………...8

Список используемой литературы……………………………………………….9

Приложение

ВВЕДЕНИЕ

Известно, что многие правители России получали при жизни прозвища за свой нрав, подвиги, реформы. Например, Князь Владимир Святой – “Красное солнышко”, князь Дмитрий Иванович – “Донской”, князь Александр Ярославич – “Невский”, князь Иван I – “Калита”, царь Иван IV – “Грозный”, царь Александр I – “Победитель”, царь Александр II – “Освободитель”.

Всегда ли были верны эти народные прозвища? В своей работе мы провели исследование, просвещенное царю Алексею Михайловичу, а именно присвоенному ему прозвищу “Тишайший”.

Более чем тридцатилетнее царствование второго царя из рода Романовых было ознаменовано бунтами, войнами и мятежами, из-за которых весь XVII век получил название «бунташного века». Однако, несмотря на это, Алексея Михайловича прозвали «Тишайшим». Так кто же он: "тишайший" царь, стремившийся к миру и справедливости, или тиран, непрерывно воевавший все свое долгое царствование - с поляками, шведами, малороссийскими гетманами, крымскими татарами, турками, Стенькой Разиным и даже с монахами Соловецкого монастыря?

Существование данной проблемы определяет актуальность нашего исследования.

Проведённый нами опрос школьников 5-7 классов, показал, что прозвище «Тишайший» все они связывают либо с личностью царя Алексея Михайловича, либо с тем, что во время его правления не было войн. Правы ли они? Это и стало объектом данного исследования.

Цель работы: на основе различных источников о личности, правлении и деятельности выяснить, почему Алексея Михайловича называют Тишайшим.

Задачи:

1. Изучить и проанализировать интернет-ресурсы и литературу об Алексее Михайловиче.

2. Сопоставить оценки современников и историков о личности царя.

3. Узнать, с чем связано прозвище Алексея Михайловича.

Гипотеза: если Алексея Михайловича называют «Тишайшим», то связано ли это с его личностными качествами.

Для достижения цели исследования мы использовали следующие методы: изучение и анализ литературы и документов, обобщение, сравнение, опрос.

ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ

Царь Алексей Михайлович остался в истории с прозвищем «Тишайший».

Считается, что Алексея Михайловича прозвали так за его мягкую доброту. Действительно, царь был добродушный человек. В исследовании С.М. Соловьева «История с древнейших времен» царь, с его точки зрения, отличался «добротою» и «мягкостью», как и его отец, Михаил Федорович. Более подробную характеристику царю дает В.О. Ключевский: «Я готов в нем видеть лучшего человека Древней Руси, по крайней мере, не знаю другого древнерусского человека, который производил бы более приятное впечатление, - но только не на троне». Этот «лучший» человек, по мнению Ключевского, был пассивным и неустойчивым, малоспособным «что-либо отстаивать или проводить», «легко терял самообладание и давал излишний простор языку и рукам» . К.Ф. Валишевский пишет, что «несмотря на свою мягкость и добродушие,… Алексей любил злые шутки» , кроме того наказывал «сурово и беспощадно за невинные провинности», однако, по мнению автора, на него «нельзя не обратить внимания как на одного из наиболее высоконравственных монархов всех времен и народов».

Таким образом, Алексей Михайлович, по мнению историков, вовсе не был «тишайшим» - ни по своей натуре, ни по делам.

Что касается дел, то в царствование Алексея Михайловича меньше всего было тишины и покоя. Царь требовал от своих подручных служить без устали. Вспоминая «работы свои непрестанные», боярин Артамон Матвеев замечал, что «прежде сего никогда не бывало». Да и когда было Алексею Михайловичу отдыхать, если в его правление бунт следовал за бунтом, война за войной? Сами современники называли XVII век - «бунташным веком». В реальной жизни царь был человеком жестокого XVII века. В делах государственного управления он был самодержавным монархом, не признававшим ограничения своей власти. Это был русский царь-феодал, именно при нем разгорелись и были очень жестоко подавлены многие бунты – Соляной, Медный, Псковский, грандиозное восстание Степана Разина, при нем завершилось закрепощение крестьян, начался процесс подчинения церкви государству.

Однако, в житейском, в бытовом плане, это был совершенно иной человек. Жесткий во власти, в быту царь Алексей предстает как образованный, весьма эмоциональный, очень живой характером и любознательный человек, местами мягкий, даже нерешительный и боязливый. Он любил всякие новости и диковинки, был очень теплым и искренним к своим друзьям и родственникам. К разным иностранным вещам царь относился или благожелательно, или, по крайней мере, не мешал им, а то и не брезговал использовать сам. В то же время, бывал он вспыльчив и скор на гнев, несмотря на внешнее добродушие и действительную доброту. Алексей Михайлович нередко давал волю своему неудовольствию, гневался, бранился и даже дрался. Причем, доставалось и боярам. В одном из заседаний Думы государь обругал, побил и пинками выгнал из комнаты своего тестя Милославского. Впрочем, Алексей Михайлович быстро остывал и никогда долго не хранил зла.

Иностранных свидетельств, которые рассказывают об Алексее Михайловиче известно сравнительно много: остались записки, дневники, донесения людей, побывавших в России, в том числе и в составе посольств, сохранились рассказы европейцев, приезжавших в «Московию» на почетных правах специалистов в различных областях. О царе писали его современники - Патрик Гордон, Бальтазар Койэт, Адольф Лизек, Августин Майерберг, Андрей Роде, Иоган де Родес. Рассмотрев в общих чертах сведения современников об Алексее Михайловиче, прежде всего иностранцев, вряд ли можно составить исчерпывающий образ правителя. И все же их сочинения дают возможность познакомиться с незаурядной личностью русского царя,

увидеть его, как реального человека с его интересами и увлечениями, с определенным мировоззрением, образом жизни, отношением к себе и к людям.

Эпитет «тишайший» не используется современниками, как характеристика царя. Мы нашли этот эпитет только у протопопа Аввакума, но не в качестве прозвища, а в составе неофициального титула, который он считает не соответствующим личным качествам Алексей Михайловича. Аввакум обличает: «И царя тово враг Божий омрачил, да к тому величает, льстя, на переносе: «благочестивейшаго, тишайшаго , самодержавнейшаго государя нашего - больше всех святых от века! - да помянет Господь Бог во царствии своем, всегда, и ныне, и присно, и во веки веков... Но как раз это высказывание и дает ключ к правильному пониманию прозвища «Тишайший». Его истоки лежат в старинной формуле «тишина и покой», что символизирует благоустроенное и благополучное государство. Алексей Михайлович именно «утишил» Россию, раздираемую бунтами и расколами. В одном документе того времени так и сказано, что по смерти Михаила Федоровича Мономахову шапку надел «благородный сын его, благочестивейший, тишайший , самодержавнейший великий государь, царь и великий князь Алексей Михайлович. Тогда под его высокодержавною рукой во всем царстве благочестие крепко соблюдашеся, и все православное христианство безмятежно тишиной светилось».

Вот какой смысл вкладывали наши предки в эпитет «тишайший» - это был официальный государев титул, имевший отношение к сану, а не к характеру царя. И таким «тишайшим» государем, кстати, официально был не один Алексей Михайлович, но и его сыновья, преемники на троне: вначале Федор Алексеевич, затем братья Иван и Петр, а потом в течение 30 лет один Петр, которого уж никак не заподозришь в «тихом» поведении и излишней мягкости.

Мнения историков об Алексее Михайловиче -

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В ходе исследования, мы познакомились с характеристиками царя, документами той эпохи, основными его деяниями, чтобы согласиться или усомниться с данным царю Алексею прозвищем «Тишайший». Работая над данной темой, мы пришли к выводу, что Алексей Михайлович не был тишайшим ни по натуре, ни по своим делам. Был он вспыльчив, иногда выходил из себя и даже давал волю рукам. Он любил быстроту и в мыслях, и в поступках, любил энергичных и деятельных людей. Почему же его назвали тишайшим, то есть смиренным и кротким? Дело в том, что Алексей Михайлович был подателем «тишины», то есть умел поддерживать порядок, при нем не было смуты, а слово «тишайший» было одним из царских титулов того времени. Таким образом, наша гипотеза, не подтвердилась. Прозвище «Тишайший» лишь отчасти связано с личными качествами Алексея Михайловича и в большей степени относится к его неофициальному титулу, свидетельствующему о его государственной политике.

Мы надеемся, что наше исследование поможет школьникам избавиться от стереотипов и по новому взглянуть на личность Алексея Михайловича, задуматься о его роли в истории России.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ И ИСТОЧНИКОВ

1. Валишевский К. Первые Романовы, Москва, «Советский писатель», 1990, с. 25, 116

2. История России с древнейших времен до конца XVII века/ А.П.Новосельцев, А.Н.Сахаров, В.И. Буганов, К.Ф. Валишевский 1990, с. 270-298

3. Ключевский В.О. Исторические портреты. М., 1991, с. 151-170

4. Ключевский В.О О русской истории (Сост.авт. Предисл. и примеч. В.В Артёмов) , М., 1998

5. Озерский В.В. Правители России. От Рюрика до Путина. История в портретах. Ростов н\Д: Феникс, 2004.

6. Рыжков К.В 100 великих россиян – М. : Вече, 2008.- с.177-178

7. Энциклопедия «Аванта +» Великие люди мира, М., 2005, с. 167-178

8. Я познаю мир «История».(Ф.Платонов, В.О.Ключевский). Автор составитель Н.В. Чудакова. Издательство «АСТ» Москва, 2001.

Список используемых интернет-ресурсов:

ЦАРЬ АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ ВТОРОЙ ЧЕТВЕРТИ XIX В.

(ПО МАТЕРИАЛАМ А. П. ЗЕРНИНА)

Грекова Олеся Витальевна

соискатель кафедры древней и новой истории России историко-политологического факультета, Пермский Государственный Национальный Исследовательский Университет , г. Пермь

E-mail:

Отечественная историография XIX в. формируется как самостоятельная дисциплина, в рамках которой складываются новые концепции и направления. Господствующим направлением в первой половине XIX в. было консервативное. Крупнейшим представителем данного течения стал Н.М. Карамзин. Суть теории историка выражена в названии его сочинения «История государства Российского». По мнению автора концепции, история является совокупностью действий правителей, определенных индивидуальными их особенностями. Одним из активных сторонников Карамзина был историк И.П. Сахаров.

В 20-40-е гг. XIX в. было сформировано критическое направление. Новое течение в исторической науке проявило себя в полемике вокруг сочинения Н.М. Карамзина. С критикой научной концепции историка и определением новой системы «прагматической истории» в 30-40-х гг. выступил историк Н.Г. Устрялов. Последователями Устрялова были А.П. Зернин, М.П. Погодин.

В это же время в рамках критического направления была создана М.Т. Каченовским «скептическая школа». Свой курс истории России Каченовский всегда начинал с критического разбора исторической литературы, что впоследствии и вошло в основу его концепции. К этой школе принадлежали Н.М. Станкевич, М.Н. Катков, И.М. Снегирев, И.Е. Забелин.

В середине 40-х гг. XIX в. появляется новая концепция, согласно которой движущей силой исторического развития являлось государство. Основателями концепции были К.Д. Кавелин и С.М Соловьев. Именно с этими именами связывали новое направление в исторической науке, за которым утвердилось название «государственная школа».

Период правления Николая I в отечественной историографии второго Романова можно определить как этап «первоначального накопления» сведений. Русская историческая наука первой половины XIX в. была наполнена позитивистской наивностью. Не стали исключением и сочинения А.П. Зернина.

Александр Петрович Зернин (1820 - 1866) – профессор Харьковского университета. Закончил главный педагогический институт, где остался преподавателем русской истории. В 1847 получил степень магистра и был переведён адъюнкт-профессором в Харьковский университет. Его научные труды свидетельствуют об основательном изучении затрагиваемых вопросов: «Об отношениях константинопольского патриарха к русской иерархии», «Об учреждении в России патриаршества», «Нифонт епископ новгородский», «Император Василий Македонянин», «Очерк жизни константинопольского патриарха Фотия», «Жизнь и литературные труды Константина Багрянородного», «Очерки, служащие к разъяснению польской истории XVI века», «О самозванцах».

Типичной и центральной фигурой Московского государства XVII в., по убеждению Зернина, являлся царь Алексей Михайлович. Вообще, в его профессиональной деятельности второй Романов фигурировал сразу в трёх научных публикаций: первая – «Царь Алексей Михайлович» , вторая – «О мятежах в царствование Алексея Михайловича» , третья – «Судьба местничества при первых трех государях династии Романовых» . Но ко второй четверти XIX в. относится только его первая работа, датированная 1854 г.

Главная особенность данного очерка заключается в том, что в содержательную часть включены только те данные из истории царствования Алексея Михайловича, которые относятся собственно к его личности. Другой новый и важный аспект работы – характеристика Алексея Михайловича через его взаимоотношения с приближёнными. Статья Зернина имела важное значение не только для развития историографии личности царя Алексея, но и для привлечения внимания к изучению исторических фигур наряду с политическими событиями. В отличие от других исследователей Николаевского времени, жаловавшихся на нехватку источников, Зернин считал: «При настоящем богатстве материалов отечественной истории мы имеем возможность подробнейшим образом представить не только государственную деятельность царя Алексея Михайловича, но также наглядно изобразить царя в его частных отношениях»

Описывая рождение будущего царя, Зернин видел в нем государственный смысл, поскольку Михаил Романов сразу отправил посланников к боярам, дворянам и иностранным посольствам с вестью о рождении наследника. В своем очерке Зернин отмечал, что «особых свидетельств о воспитании и детстве царевича нет» , по его мнению, он воспитывался так же, как и все царские дети в XVIIв. При этом, автор ссылался на канонический труд современника Алексея Михайловича Г. Котошихина.

Значительное внимание Зернин уделял характеристике личности воспитателя царя – боярину Б.И. Морозову. Он опровергал устоявшееся мнение о корыстолюбии боярина, собрал мнения о Морозове как иностранных, так и отечественных современников. Первым из иностранцев о воспитателе царя Алексея Михайловича упоминал датский принц Вольдемар. Во время своего пребывания в России он отмечал, что Морозов имел силу еще при дворе царя Михаила Федоровича, а также расположение царевича. Другой иностранец, Адам Олеарий, изображал Морозова честолюбцем, стремившимся к усилению и утверждению своей власти. Тенденциозно негативное отношение к этому деятелю, по мнению Зернина, сформировалось благодаря Н.М. Карамзину, основывавшему свои выводы только на сведениях Олеария. Зернинже, в свою очередь, полагал: «При современных требованиях отечественной истории странно было бы делать приговор о ком бы то ни было на основании одних только иностранных известий, не пересмотрев сначала отечественных материалов» .

По мнению Зернина, верить иностранным источникам можно частично, а вот Котошихину, написавшему фундаментальный труд о царствовании Алексея Михайловича, и Ф.М. Ртищеву, близкому человеку боярина, несомненно, можно.

Среди близких людей, особое внимание историка привлекла властная фигура патриарха Никона. Зернин уделил значительное внимание биографии патриарха, ссылаясь на данные И.К. Шушерина, записанные в «Житии патриарха Никона».

На протяжении исследования всего периода правления Алексея Михайловича, время от времени на передний план выходили отношения царя с близким окружением: Н.И. Одоевским, А.И. Матюшкиным, А.С. Матвеевым, А.Л. Ордин-Нащокиным. Зернин выделял такие черты личности царя, как простота и искренность, которые ярко раскрылись в общении с князем Одоевским. В подтверждение этому автор привел описание смерти сына князя и деятельное участие царя в организации похорон и утешении близкого друга.

Отношения с Матюшкиным сложились, как утверждал Зернин, с детства и перечислил несколько писем, пояснив, что они «очень разнообразны по содержанию и относятся к разным периодам его жизни» . Можно сделать вывод: переписка царя и Матюшкина была постоянной, а значит необходимой и важной для царя.

Изданное в журнале «Москвитянин» эпистолярное наследие царя Алексея Михайловича вызовет впоследствии интерес историка П.И. Бартенева, который в конце правления Николая I начнет собирать из разных источников, письма второго Романова в единый сборник. Упомянутый сборник появится уже в правление императора Александра II под названием «Собрание писем царя Алексея Михайловича» .

Ценность сборника историка, литературоведа, издателя Бартенева в том, что это первая публикация, в которой были собраны письма царя Алексея Михайловича. Публикуемые источники систематизированы и снабжены предисловиями. Большой интерес представляют комментарии к письмам, объясняющие многие термины, имена, условия, в которых они создавались. Стремление Бартенева собрать воедино и прокомментировать уже напечатанные источники стало причиной кажущейся неполноты и беспринципности сборника, за что его отрицательно оценил историк И.Е. Забелин . Факт публикации Бартеневым писем стал событием в научной жизни России середины XIX в.

Одним из важных политических шагов для юного царя было вступление в брак. Зернин писал о необходимости вступления в брак Московских монархов с иностранными представительницами, приводил примеры поиска невест царями Иваном Грозным и Михаилом Федоровичем. Проблема несостоятельности браков, по его мнению, заключалась в «отчужденности Московского государства» . Большое внимание автор уделил датскому посольствуВольдемара, созданному по случаю переговоров о заключении брака с царевной Ириной. Зернин искренне сочувствовал тому, что брак так и не был заключен.

Значительное место в своем труде Зернин уделил описанию царской охоты. В частности, его интересовало, на каких зверей охотились и каким образом их доставляли в места, где проводилась охота. При этом соколиной охоте Зернин посвятил больше внимания и ссылался на Котошихина и Мейерберга.

На основе проведенной работы можно выделить особенности историографии Николаевского периода второй четверти XIX в.:

• в отечественной историографии появились публикации отдельных царских писем. Так П. А. Муханов издал сборник исторических документов, среди которых были опубликованы двадцать два письма царя Алексея Михайловича к стольнику Матюшкину. Именно эти письма создали основу многих исторических работ Николаевского периода. При помощи переписки историки смогли составить частичный психологический портрет второго Романова;
• в отечественной историографии исследования отличались очевидной неполнотой сведений. Историк Зернин использовал преимущественно материалы современников царя Алексея Михайловича как российских, так и иностранных – Котошихина, Олеария, Мейрберха, Коллинса и т. д. Конечно, современники любой эпохи были склонны преувеличивать достижения правителя, что приводило к искажению исторической реальности. Аутентичные документы XVII в., опубликованные во второй четверти XIX в. в Актах Археографической экспедиции , Актах исторических , Дворцовых разрядах , могли бы дополнить труд историка. К сожалению, он практически не использовал данные этих документов.
• историографический труд историка Зернина наполнен панегирическими и апологетическими характеристиками, что характерно для Николаевской эпохи.

Список литературы:

1. Акты Археографической экспедиции. Санкт-Петербург: в Тип. Экспедиции, 1842. Т. 4.-565 с.
2. Акты исторические. Санкт-Петербург: в Тип. II отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, 1836. Т. 4.-502 с.
3. Бартенев П.И. Собрание писем царя Алексея Михайловича с приложением «Уложения сокольничего пути»//Современник 1856. № 3.
4. Дворцовые разряды 1612-1700 гг. Санкт-Петербург: в Тип. II отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. 1855. Т. 4.-1158 с.
5. Забелин И.Е. Черты русской жизни в семнадцатом столетии.//Современник. 1852. № 3.
6. Зернин А.П. О мятежах в царствование Алексея Михайловича. Санкт- Петербург: в типографии Х. Гинце, 1856. -138 с.
7. Зернин А.П. Судьба местничества при первых трёх государях династии Романовых. Санкт- Петербург: в типографии Х. Гинце,1856. -201 с.
8. Зернин А.П. Царь Алексей Михайлович (историческая характеристика из внутренней истории России XVII столетия) // Москвитянин. 1854. № 14.